Или нет?

Элор складывает руки на груди:

— Жизнь со мной как вариант развития событий ты совсем не рассматриваешь? Никак?

— На данном этапе — точно нет. — Прямо смотрю ему в глаза, и моя спина всё так же напряжена. Снова у Элора дёргается бровь. Недопустимо жаловаться, недопустимо показывать свою слабость и боль, если это не ради манипуляции, но я не выдерживаю этого его скептического выражения лица, всё же произношу то, что произносить не стоит. — Как и ты.

— Ты ошибаешься, — всего лишь маленькая пауза, небольшая заминка перед тем, как произнести это, но она говорит о многом.

Как и лёгкий оттенок лжи в его голосе. В этом низком, бархатном, таком привычном голосе.

— Ты забываешь, что я хорошо тебя знаю, знаю интонации твоего голоса, — я направляюсь к Элору, точнее, к двери, которую он собой прикрывает (словно это может остановить меня, если я действительно захочу сейчас уйти). — Хватит этих бессмысленных разговоров, где моё платье? Мне следует пройтись по своей территории. Следовало сразу пройтись, всё так…

— Риэль!

Это словно удар по нервам — вздрагиваю. Чешуя волной проходит по коже, я не успеваю с ней справиться — на несколько мгновений покрываюсь полностью.

Элор морщится:

— Прости, не хотел тебя пугать…

Дело не в этом. Сердце стучит где-то в горле. Мне неудобно, снова ощущение, что я голая и уязвимая, чешуя зудит от желания вылезти, спрятать меня под бронёй.

— …Это не бессмысленные разговоры, — продолжает Элор. — Нельзя жить только местью, это… разрушительно. Это значит, что ты будешь готова умереть сама, лишь бы отомстить, но это неправильно!

В моей жизни всё неправильно, пора к этому привыкнуть.

— Мы теперь семья, — Элор шагает навстречу, в его рыжих кудрях вспыхивают огненный искры. — И я не помеха на твоём пути, я твой союзник, помощь. Я пытаюсь понять тебя. Думаешь, мне легко было проглотить твой обман? Я не о том многолетнем, когда ты служила у меня, опасаясь за свою жизнь, я о… Ты ведь даже не намекнула, что ты моя избранная! Наоборот! Зачаровывала меня голосом! И теперь я понимаю, что ты делала это не только по моему разрешению, ты и ночью мне нашёптывала всякое. Все те разы, когда я доверялся тебе и засыпал рядом! Когда верил, что ты не станешь использовать свой дар против меня, ты именно так и делала! Хладнокровно! Цинично! Но я ни одной претензии не высказал. Я постарался тебя понять! Простить! Смириться! А теперь ты заявляешь, что я не рассматриваю как вариант жизнь с тобой! Да ты хоть понимаешь, что я почувствовал, когда всё осознал?! Ты хоть понимаешь, сколько сил мне стоило не орать на тебя, не обвинять, не…

Зарычав, он разворачивается и ударяет дверь. Та разлетается в щепки. Пламя вспыхивает вокруг Элора, лижет паркет и остатки дверной арки, стены. Обои занимаются пламенем, шипят. Эти апартаменты совершенно не подходят для дракона.

Судорожно вдохнув, Элор резко разводит руки, и пламя вокруг него угасает, оставив после себя подпалённые обои, угли паркета и запах гари. Элор делает несколько глубоких вдохов.

— Нет, мы ещё не готовы к откровенному спокойному разговору. — Он потирает лицо. Нервно хмыкает. Качает головой и запрокидывает её, смотрит в покрывшийся гарью потолок. — Твоим голосом… — Вздохнув, он переводит взгляд на меня. — Ты не дала мне даже шанса понять всё самому. Ни малейшей надежды. Да ты хоть представляешь, что я чувствовал себя, когда проанализировал свои мысли и понял, что всё это время мне не позволяли догадаться, не позволяли сомневаться, думать в этом направлении? Понимаешь ли ты, каково мне было обнаружить влияние на свой разум? Понять, что мысли направлял кто-то посторонний? И после этого ты меня ещё в чём-то обвиняешь?

Молчу. Если бы я могла воздействовать ментально, я бы так выстроила мысли Элора, что он никогда бы не уловил влияния, но воздействие голосом… Его трудно осознать, но Элор с его подозрительностью проанализировал ход своих мыслей тщательно…

— Ты искал сильное воздействие, — усилием воли я удерживаю голос в ровном тоне, — и ты его нашёл. Ты не думаешь, что это твои страхи за сознание исказили восприятие…

— Я хотел тебе верить! Я хотел убедиться, что ты не делала со мной того, чего, как ты знаешь, я боюсь и ненавижу. Я хотел, чтобы ты… с уважением отнеслась к моему разуму. Я надеялся, что ты не внушала мне больше того, о чём я просил. Но это оказалось не так. И всё же я признал тебя моей королевой, я пытаюсь наладить нашу жизнь, пытаюсь помочь тебе привыкнуть к новой жизни. Какое право ты имеешь заявлять, что я не рассматриваю как вариант нашу совместную жизнь? Как ты смеешь?

Это ярость и боль. В каждом слове, в каждом звуке. И что мне на это ответить: а ты не хочешь окончательно закрепить связь избранных? После всех обвинений этой просто… нелепо. Элор мне не доверяет. Семь с половиной лет назад его опасения были бы полностью обоснованы: тогда я готова была его изменить, хотя не смела манипулировать голосом. Теперь всё наоборот: я использовала голос, но не хочу, не могу, не собираюсь перекраивать его сознание. Только со стороны всё выглядит иначе. И мне правду не доказать. Никогда. Ведь даже если наши с Элором сознания объединятся, невозможно будет доказать, что ничего не меняла.

Никак.

Смех резкий, неуместный вырывается из моей груди. Приходится закусить губу, чтобы лицо не перекосило безумной улыбкой. Правда смешно получается: когда я готова была переломать сознание Элора и собрать заново — я вела себя очень осторожно, сдержанно, невинно. Но когда решила, что для меня это недопустимо, разошлась с использованием голоса.

— Ты… как? — осторожно уточняет Элор. Он хмурится, но, судя по интонациям, гнев сменяется обеспокоенностью.

— Пойдём готовить западню Неспящим. — Я еле сдерживаю истерический смех.

Прикрыв глаза, Элор вздыхает. Качает головой:

— Ты неисправим-а.

— Я честно пыталась уберечь тебя от избранной Бешеного пса, но ты сам напросился, вскрыл дверь…

— Дверь в кабинет не была заперта, — с ноткой грусти отзывается Элор и поворачивается к проёму, оглядывает засыпанную щепками спальню, угольки паркета. — Начинаю понимать, почему после обретения избранной драконы любят улетать на брачные недели: порушенные пещеры и свёрнутые горы можно не ремонтировать.

В платье неуютно. Непривычно. Глупо думать именно об этом, когда у меня столько дел и проблем, но я постоянно думаю именно об этом.

И о том, что Элор, отдавая мне платье, всё же спросил: «Тебе помочь одеться?»

О том, что зеркал ни в его комнате, ни в моей больше не было. Ни одного.

О том, что мне было страшно надевать платье: казалось, что-то плохое случится, если эта парча и бархат окутают тело. Казалось, я предаю Халэнна, надевая платье раньше, чем отомстила, и всю семью предаю тем, что всё сложилось так. Тем, что я в тот момент стояла, словно испуганный зверёк, и не могла унять полыхающие во мне эмоции.