– Окончательно решил?

– Бесповоротно. – И, наклонившись к командиру, почти шепотом произнес: – Альбина забеременела. Вот что значит настоящая женщина.

– Так быстро? – удивился Геннадий. – Ты же всего месяц назад у нее был. И всего три дня.

– Не месяц, а полтора. И она темпераментная женщина, врач, сразу поняла.

– И что с Настей?

Макаров пожал плечами.

– А что я теперь могу сделать? Отдам ей свои накопления. Правда, у меня их не так много, всего пятьдесят тысяч, и пусть устраивается.

– Н-да, плохо, – констатировал Геннадий.

– Я и сам понимаю, что плохо. Но другого выхода нет…

Вот такой состоялся разговор. Геннадию искренне было жаль Настю. Как помочь ей? Поговорить с Ланой, чтобы нашла ей соответствующую образованию и характеру работу? Придется. Но Макарову говорить об этом не стал.

Управились с самолетом до обеда и разъехались по своим квартирам отдыхать. Юрий предложил Геннадию скоротать время до ужина в бильярдной.

– А то потом ночью не уснуть.

Геннадий согласился. Следовало бы зайти к Аскарову, уточнить прогноз погоды на завтра в пункте посадки и нет ли там изменений с позывными, но встречаться с ним не хотелось, и он отложил на потом. Вопрос о вступлении в должность командира отряда договорился с Ланой перенести до возвращения из столицы и разговора с Дмитрюковым, у которого, возможно, свои виды на аренду аэродрома.

До Дворца культуры решили отправиться пешком: недалеко. С утра погода вроде бы разворачивалась по-весеннему: южный ветерок, безоблачное небо, температура поднималась, обещая двадцатиградусное тепло. Но, выйдя на улицу, обратили внимание, что небо затягивали темно-лиловые тучи, ветер крепчал, и пахло дождем.

– Хм, – кивнул на небо Юрка. – Не хорошие, а хреновые метеоусловия. Тебе-то на юг лететь, в Узбекистан, там всегда тепло и ясно, а на западе – наоборот.

– Давай поменяемся, – пошутил Геннадий.

– Твоя Властелина не разрешит. Да и не в этом дело. Я вот о чем хотел тебя попросить: постарайся к свадебному столу ящичек киви или золотистых груш прихватить. Тут на рынке хороших не купишь.

– Попытаюсь, если таможенники в столице не конфискуют.

– Пусть царскими подачками пробавляются. Совсем обнаглели…

В бильярдной состязались в основном молодые парни, играли на интерес, по крупным ставкам. Все столы были заняты. У буфетной стойки, прислонившись спиной к кожаным стульям, наблюдали за игрой двое пожилых мужчин. Оба внимательным взглядом осмотрели вошедших, и один направился к Геннадию.

– Сыграем? – предложил он.

– Нет, у меня есть партнер.

– На интерес.

– Я сказал – нет. Обыгрывайте вон своего коллегу.

Мужчина, недовольно поджав губы, удалился.

Летчикам пришлось занять очередь и ждать, пока освободится стол.

– А можно, командир, сто грамм принять, для успокоения нервной системы? Что-то я сегодня не в своей тарелке, – попросил Юрий.

– Никаких сто грамм перед полетами, заруби себе на носу. Переусердствовал, наверное, вчера с Галей. Как ты планируешь свою семейную жизнь? Я вот иногда задумываюсь и представить себе не могу, с чего и как начинать.

– А чего тебе ломать голову? – усмехнулся Юрка. – Женись на Лане, у нее все есть; живи и плюй в потолок.

– А ты слышал, какие у нее претензии? Беспрекословное повиновение. Похлеще, чем в армии. Ты согласен иметь такую жену?

Юрка пожал плечами.

– Это она на словах. А коль в постели лежит под тобой, и в жизни не должна выпендриваться.

Наконец стол освободился, друзья взялись за кии. Игра у Юрки в этот день не ладилась, видно, в самом деле вчера переусердствовал. Сыграли три партии, и ни в одной он не выбивал более четырех шаров. Ему надоело проигрывать, и он предложил возвратиться в свою обитель. По пути зашли в «Макдоналдс», поужинали и пораньше легли спать.

Геннадию снова приснился тот ужасный случай с шаровой молнией. Огненный клубок гнался за самолетом, стремясь обогнать и пересечь курс. Геннадий налегал всей силой на штурвал и на педали, но самолет почти не слушался. Шар с каждой секундой приближался. Вот поравнялся и пошел наперерез. Ударил в кабину, и все загремело и затрещало.

Геннадий проснулся. Звонил телефон. Ему вторил безмятежный храп Юрки. Поднявшись с большим трудом и неохотой, Геннадий снял трубку.

– Слушаю, Голубков.

– Товарищ командир, беда! – узнал он встревоженный до хрипоты голос Макарова. – Настя, – он поперхнулся от слез. – Настя покончила с собой, перерезала себе горло. Я не знаю, что делать.

– «Скорую», милицию вызвал?

– Вызвал. Может, вы приедете?

– Приеду. Сейчас оденусь, вызову такси…

В комнате, где проживала семья Макарова, уже находились врачи «Скорой помощи» и милиция. Геннадию с трудом удалось убедить стражей порядка, что пришел не ради любопытства, что он командир мужа погибшей и друг семьи, поможет установить истинную причину трагедии. Наконец его пропустили.

От увиденного у него зарябило в глазах, и сердце сдавило так, что тугой комок подкатил к горлу и перехватил дыхание. Еле удалось протолкнуть комок внутрь и устоять. Лишь глаза непроизвольно закрылись; и все равно из воображения не исчезло опрокинутое в ванну тело с перерезанным горлом, кровавые сгустки…

– Разрешите, – тронул его за руку фотограф и, отстранив, принялся щелкать фотоаппаратом.

Геннадий прошел в комнату, где оперативники допрашивали Макарова. Бортинженер, всхлипывая и размазывая по щекам слезы, невнятно рассказывал о случившемся. Геннадий вслушался, и в воображении всплыла отчетливая картина произошедшего.

…Вернувшись из Бобруйска, Макаров на вопрос Насти: «Ну и что ты решил?» признался, что решил вернуться к Альбине.

– …Она моя первая жена, – врал он. – Мы дружили с детских лет. Я любил ее и она меня. А старая любовь, оказывается, не забывается и не ржавеет. Тем более что у нее растет дочка. От меня. Пока она была за границей, за дочкой ухаживала бабушка. Дочке уже шестой год. Так что прости меня, по-другому я поступить не могу. Давай расстанемся по-хорошему. Я поговорю с командиром, а он с директрисой концерна, и она устроит тебя на работу – ведь ты не белоручка, на кусок хлеба всегда заработаешь. И я не забуду тебя, по мере сил и возможности буду помогать.

– Я не могу и не хочу жить без тебя, – стояла на своем Настя. – Разве нам было плохо? И не надо врать, что это твоя первая жена. Не верю я. Одумайся, никто тебя не будет любить так, как я.

– Не надо, Настя. Все решено, и я ничего не могу изменить. Прости меня и отпусти по-хорошему.

– Ну что ж, – вытерла слезы Настя. – Насильно мил не будешь.