Тело слегка клонило в сторону, я выпрямлялась, садилась ровно —  но тут же понимала, что меня снова ведет.

Шум в голове сменился звоном, темнота в глазах отступила, но чувствовала я себя… Чувствовала я себя так, будто давешний болотный змей меня все же догнал и проглотил. И соратники меня все же отбили, но до того тварь долго-долго гойсала от них по трясинам, собирая брюхом все камни да коряги.

Что это было? Что это было и какого блазня именно со мной?

Касаясь дара снова, я чувствовала себя… неуверенно. Это чувство было мне внове и оно мне ужасно не нравилось. 

Мне было попросту страшно, что этот, непрошенный, может прийти опять и… и второй раз уже не смилостивиться. Не отпустить. 

Но это мой дозор. Это моя служба. Я несу ее честно.

Зелень поиска подсветила поляну и лес на полет стрелы вокруг стоянки. 

Ни чужих людей, ни тварей. Все чисто. Все хорошо.

А тошнота, что колыхнула внутренности, когда я с выдохом отправила силу в поиск —  ерунда, пройдет.

...и прошла.

Правда, когда проснувшийся без посторонней помощи Илиан пришел меня менять, в ушах у меня все еще слегка звенело, да и в ноги слегка подрагивали.

Дойдя до лежака, я с облегчением опустилась на нагретое Камнем место.

Никаких снов! Ведающий Тропы, молю тебя, пускай сегодня —  никаких снов!

Уже проваливаясь в сон, чувствуя, как по телу растекается блаженная нега, а в голове вяло толкаются прихваченные во время странного поиска образы, я прикинула: похоже, это я с подачи наблюдателя, аж до Закатного леса дотянулась…

Сны мне не снились.

Благодарю, Ведающий тропы!

Утренние сборы обоза остались позади: спутники нам достались бывалые, деловитые и знающие цену дорожному времени. Потому поднялись еще до света. Обиходили коней, позавтракали, ежась от утреннего тумана —  и рассвет встретили уже на ходу.

—  Илиан.

—  М? —  напарник, покачивающийся в седле, ко мне даже не повернулся, только бровь, рассеченная шрамом, вопросительно приподнялась.

—  Скажи… ты ночью, когда спал —  или когда проснулся —  ничего… странного не почувствовал? 

—  Где? —  тут же подобрался напарник.

—  Ну… 

Я вздохнула, поколебалась, да и выдала ему всё, что со мной стряслось прошлой ночью.

—  Танис.

—  М? —  откликнулась я со здоровой опаской. 

Да еще и на всякий случай шевельнула стременами, побуждая Коряжку отодвинуться от напарника. 

Что-то мне его  спокойствие не нравится.

Какое-то оно… не надежное!

Как полянка на болоте. Такая зеленая. Такая ровная. Такая… бездонная.

—  Танис, почему ты не разбудила меня сразу же, как только это произошло?

—  А что бы ты сделал? —  искренне удивилась я, и по озверению на лице поняла, что это было ошибкой. 

—  Да я просто в себя толком не пришла, ошарашена была, —  торопливо исправила я ситуацию.

—  Подъедь ближе ко мне, —  скомандовал Солнышко все так же спокойно.

Вот не зря я отодвинулась, ой, не зря!

Но все же подчинилась.

У меня после прошлого нарушенного приказа зад всю дорогу до Хорвуса горел —  а мне на нем еще в седле сидеть!

Уж лучше подзатыльник…

Но вместо затрещины, Камень ухватил меня за подбородок, чуть покрутил его из стороны в сторону, вглядываясь в глаза. Потом зачем-то заставил меня запрокинуть голову, заглянул в нос…

—  Как ты сейчас себя чувствуешь?

—  Так это… нормально? А что такое? —  осторожно уточнила я.

—  Танис. На тебя была направлена магическая атака.

—  А! Так то ж ночью было! 

Солнышко полоснул меня взглядом, как мечом: странно, что напополам не распалась, и попросил ласково-ласково:

—  Не придуривайся!

А я что, я  просто… от неожиданности! Лучше б и правда подзатыльник —  от него я хоть не смущалась бы. 

Когда он отпустил мой подбородок, я быстренько заставила Коряжку отступить подальше.

Сердце колотилось.

И вовсе не из-за того, что у меня екнуло в животе, когда вредный Камень взял меня за подбородок!

— Это ведь не всё, верно? —  и вопроса в его вопросе было куда меньше, чем уверенности. —  Такое раньше уже было? Ты поэтому спрашивала, может ли Око почувствовать наблюдение, но не определить наблюдателя?

Я покусала щеку изнутри, делая вид, что не понимаю, о чем он.

—  Танис. Рассказывай.

И я рассказала.

Всё.

Ну… почти всё: про то, как я трогала себя, чтобы вывести на чистую воду наблюдателя, ему лучше не знать!

Камень слушал внимательно, не перебивая. Иногда хмурился, иногда хмыкал, но выслушал.

—  Значит, аргус не знает, что это могло бы быть, —  уточнил Илиан задумчиво, скорее для себя, чем для меня.

—  Он вообще не был уверен, что мне тогда не почудилось. Но сегодня ночью мне точно не почудилось.

—  У тебя сосуды в глазах полопались, а в носу видна запекшаяся кровь. Для почудившегося, твой наблюдатель оставляет слишком материальные следы. Ладно, —  он вздохнул, —  я тоже никогда о таком не слышал. Когда мы вернемся, я поговорю с аргусом Эстоном. 

—  О том, чтобы тебе выделили другого напарника? —  невинно уточнила я, и в этот раз с полным правом увернулась от подзатыльника.

—  А это, значится, Закатный лес и будет! —  дядька Курт, указывал кнутовищем вперед и вбок с таким гордым видом, будто сперва самолично его взращивал, а потом за мной хвостом бегал и уговаривал съездить, взглянуть.

А взглянуть и впрямь было на что: алые, багряные, медные-красные древесные кроны выметнулись вверх, колыхались небывалым морем на летнем ветерке. 

Завораживали.

Граница между обычным зеленым лесом и этим яростным буйством была видна четко. За пару перестрелов привычные клены и березы редели, а там и вовсе сходили на нет, сменяясь луговиной. 

Возница, довольный выражением моего лица, тихонько посмеивался.

—  Дядька Курт а ты часто здесь бываешь? Привык, небось?

—  Да четверть века, почитай, из Хорвыса в Нордвиг и Нимасоль обозы гоняю, —  благодушно подтвердил он. —  Поперву-то, всё с открытым ртом замирал —  ну ровно как ты!

Я пустила подначку мимо ушей, и продолжила допытываться:

—  А что, места здесь опасные? 

—  Та не, — он отмахнулся, не выпуская из рук кнута. —  Раньше да-а-а, раньше бывало! Но лет десять назад ваши здесь изрядно покрутились, и с тех пор тут тишь да гладь. Ни единого раза, твари из леса наползли, не припомню. Славно орден потрудился, везде бы так...