Хорошая работа. Гробовщику найдется дело даже в кризис. Мойдядя был гробовщиком и много чего мне порассказал. Он говорил: "Людидумают, что им все равно, но это не так. Сначала они толкуют про простойсосновый ящик, а в конце концов покупают самый роскошный. Некоторые дажеуказывают в завещании номер модели".

- А зачем? - спросил Гэррети.

- У нас большая влажность, поэтому многие хотят, чтобы иххоронили над землей, в мавзолее. Но наверху крысы. Жирные луизианские крысы,которые разгрызают сосновый гроб, как орех.

Ветер рвал их одежду невидимыми пальцами. Гэррети хотелось,чтобы пошел дождь и отвлек их от этого дурацкого разговора.

- Да ну к черту, - сказал он. - Платить полторы тысячи зато, чтобы тебя после смерти не ели крысы!

- Не знаю, - глаза у Бейкера были полузакрыты. - Понимаешь,они едят мягкие части. Так и вижу, как они прогрызают дырку в моем гробу -шире, шире, - наконец влезают и сразу проглатывают мои глаза, как вишни. Итогда я становлюсь частью этих крыс. Разве не так?

- Не знаю, - выдавил из себя Гэррети.

- Нет уж, спасибо. Я хочу гроб, обшитый свинцом.

- Скоро он может тебе понадобиться.

- Это точно, - без улыбки согласился Бейкер.

Молния сверкнула снова, оставив в воздухе запах озона. Черезмгновение с неба что-то посыпалось.

Это был град. В пять секунд землю засыпали градины размеромс мелкую гальку. Некоторые вскрикнули от неожиданности, а Гэррети закрыл глазарукой. Йенсен в панике пустился бежать, упал и остался лежать. Солдаты навездеходе для верности выпалили раз десять в полускрытое завесой града тело.Прощай, Йенсен. Извини.

За градом пошел дождь, перемежающийся раскатами грома. Схолма, на который они взбирались, текли потоки воды.

- Черт! - крикнул Паркер, едва не наткнувшись на Гэррети. Онбыл похож на мокрую крысу. - Гэррети, это, без сомнения...

- Знаю-знаю - самый поганый из всех штатов. Накрой лучшечем-нибудь голову.

- Нечем, - Паркер сокрушенно пожал плечами и отошел,заливаемый дождем.

- Как тебе? - прокричал Гэррети Макфрису. Макфрис махнулрукой:

- Все к худшему. Теперь хочется, чтобы вышло солнце.

- Скоро выйдет, - успокоил Гэррети, но он ошибся. В четыречаса дождь все еще шел.

"Знаете, почему меня зовут Граф? Потому, что язанимаюсь графикой! Ха-ха-ха!"

Граф из "Сезам-стрит"

Когда они встретили второй вечер на дороге, заката не было.К половине пятого дождь превратился в противную морось, которая поливала почтидо восьми. Потом все стихло, и в просветах туч показались яркие, холодномерцающие звезды.

Гэррети плотнее закутался в промокшую одежду. Дневная жараказалась теперь благодатью. Он надеялся, что немного теплее станет от людей,которые все в большем количестве толпились вдоль дороги. Они жались друг кдругу, чтобы согреться, и терпеливо ждали - должно быть, чьей-нибудь смерти. Имне очень повезло. После Йенсена выбыло только двое участников, оба просто упалив обморок. Теперь их осталась ровно половина.

Гэррети шел один. От холода ему не хотелось спать. Он сжалгубы, чтобы они не дрожали. Олсон еще был здесь; кое-кто даже заключал пари,что он был пятидесятым, но эта честь досталась не ему, а некоему Роджеру Фенумус несчастливым номером 13. Гэррети уже казалось, что Олсон будет идти вечноесли только не умрет от голода. Если он выиграет, в этом можно усмотреть высшуюсправедливость. Он представил заголовки в газетах: "Длинный путь выигралмертвец".

Ноги у Гэррети онемели. Настоящая боль поселилась теперь нев ступнях, а в икрах, которые тупо ныли при каждом шаге. Иногда ногипронизывала острая, как укол ножа, боль. Это заставило его вспомнить сказку,которую ему в детстве читала мать - о русалочке, которой дали ноги вместохвоста, но каждый шаг по земле давался ей с такой болью, будто она шла поножам. - Предупреждение! Предупреждение 47-му!

- Слышу, - сквозь зубы проговорил Гэррети и прибавил шагу.

Лес поредел. Север штата остался позади. Они прошли черездва тихих провинциальных городка, мимо тротуаров, заполненных людьми,молчаливыми тенями в свете фонарей. Никто особо не веселился и не кричал,видимо, из-за дождя.

Гэррети опять сбавил скорость и лишь с большим трудомзаставил себя идти быстрее. Впереди Баркович сказал что-то и разразился своимнеприятным смехом.

- Заткнись, убийца, - как всегда, ответил ему Макфрис.Баркович послал его к черту и замолчал.

Гэррети заметно отстал и опять оказался рядом со Стеббинсом.Чем-то Стеббинс поражал его, но ему не хотелось думать об этом. Сейчас было невремя думать о таких вещах.

Впереди в темноте засветилась громадная арка из разноцветныхлампочек.

Грянул марш, следом хор приветствий. Что-то закружилось ввоздухе, и Гэррети сперва подумал, что это снег. Но это было конфетти. Ониперешли на новую дорогу, и указатель известил, что до Олдтауна осталось толькошестнадцать миль. Гэррети почувствовал волнение, почти гордость.

За Олдтауном он знал дорогу, как свои пять пальцев. - Ты,кажется, из этих мест?

Гэррети подпрыгнул. Стеббинс как будто читал его мысли.

- Не совсем. Я в жизни не был к северу от Гринбуша, - ониминовали оркестр, трубы и кларнеты которого тускло отсвечивали в темноте.

- Но мы будем проходить через твой город?

- Рядом с ним.

Стеббинс хмыкнул. Гэррети взглянул на его ноги и судивлением увидел, что Стеббинс сменил теннисные туфли на пару мягких мокасин.Туфли он сунул за пазуху, под рубашку.

- Я берегу туфли, - пояснил Стеббинс, - на всякий случай.Но, думаю, они мне не понадобятся.

- А-а.

Они прошли радиовышку, скелетом стоящую в голом поле. На ееверхушке мерно, как сердце, пульсировал красный огонек.

- Думаешь увидеть любимых людей?

- Думаю, - ответил Гэррети.

- А потом?

- Что потом? Пойду дальше. Если вы все к тому времени невыйдете из игры.

- Не думаю, - Стеббинс улыбнулся. - А ты уверен, что невыйдешь из игры раньше?