— Мне нужна помощь ведьмы, — отложив вязание, я сцепила пальцы на озябших коленях. — Можно ли сделать так, чтобы я не смогла забеременеть?

— Милая, — Талика пересела на диван рядом со мной и осторожно положила на ладонь свою. — Как же так?

— Мне нельзя… — голос покинул меня вместе со смелостью. Слезы покатились по щекам, чертя горячие дорожки. — Никак нельзя, — прошептала отчаянно. — Я заплачу, — взявшись за цепочку на шее, попыталась сорвать, но ведьма остановила меня.

— Мне не нужно ничего. Но ты заплатишь иначе. Однажды ты захочешь…

— Помоги, — со вспыхнувшей надеждой взмолилась я.

Талика нахмурилась и долго смотрела мне в глаза. Словно увидев в них ответ, кивнула и поднялась на ноги.

— Жди здесь, — хрипло потребовала ставшая отстраненной ведьма. — Ты получишь то, за чем пришла…

Так я и защитила себя от участи стать общей самкой для голодной стаи. Теперь я не могла иметь ребенка. Даже если бы мы с Закари каждую ночь пытались.

*

— Ты зря мне хамишь, детка, — наконец нашелся койот, заметив как я помрачнела от воспоминаний. — Или думаешь, что Тод тебя защитит? После того, как ты его опозорила на всю общину, готовься к сладкой жизни…

— И чем он меня удивит? — ядовито уточнила. — По нечетным дням пинать будет с левой ноги?

— Ты пожалеешь…

— Завязывай, — подступившего койота оттолкнул второй похититель. — А ты… — он нахмурился, уставившись на меня с подозрением, — что с тобой не так? Мне обещали, что с тобой проблем не будет.

— Однажды, я тоже считала, что всему можно верить, — страх окончательно покинул сознание, оставив злобу. — Например, что родные не продадут меня в рабство.

Чужак подхватил меня под локоть и повел к порогу снятого домика. Тусклая лампочка у входа едва ли выполняла свою роль. Света от нее было так мало, что хватало лишь редким мотылькам и рою мошки. Никто не обратил внимания на то, что тащили меня силком. Будто кому-то было до этого дело. Ведь у Других не принято помогать чужим. В Монетске я смогла забыть об этом. А в реальном мире, все оставалось по-прежнему. Мужчина, протянувший ключ моему конвоиру лишь мельком взглянул на мое искаженное болью лицо и отвернулся. Просить о помощи не следовало. Знаю. И ненавижу то, что точно понимаю, чем это может обернуться. Что со мной сделает обозленный охотник.

— Не рычи, — снова вывел меня из раздумий недовольный голос. — Вроде не маленькая уже, чтобы не контролировать себя.

— Я не… — вдруг запнулась, поняв, что слова звучат ворчанием, мало напоминающим речь. Испуганно вздрогнула, но в темноте никто не заметил заминки. Меня просто втолкнули в домик, который мог стать могилой. Ведь первый оборот, который грозил наступить у меня, способен убить. Меня. Или тех, кто по наивности оказался рядом.

ЛАКМИ

Мужчины уселись за столиком у окна и с азартом ели только что принесенную пиццу. Аромат непропеченного теста раздражал ноздри наряду с запахом подгнившего помидора и старого сыра.

— Зря ты отказалась, — заявил койот с набитым ртом. — Вкусно ведь.

Мне же эта еда не казалась аппетитной. Желудок крутило от голода, но мысль о том, чтобы наполнить его дрянью из картонной коробки, коробила.

— И давно тебя тошнит? — колко поинтересовался охотник, когда второй похититель ушел в ванну, примыкающую к гостиной.

— О чем ты? — не сразу поняла я.

— У тебя изменился характер, настроение неустойчивое, на еду не смотришь, хотя в животе урчит, — нараспев произнес он. — Я может и не самый умный в округе, но знаю, что обычно такие признаки бывают у брюхатых.

— Ты прав, — признала с кислой миной. — В том, что не очень умный.

— И злишь меня, будто подросток, — хмыкнул чужак, облизывая пальцы. — Мне ведь все равно. Главное, чтоб заплатили. Но вот тебе придется туго. Тод не потерпит приплода от чужого мужика.

— Он не имеет на меня прав. Я состою в общине Монетска, — про невозможность забеременеть я не решилась говорить. Ни к чему нарушать данное слово. — Зря ты не выяснил подробности…

— Это можно опротестовать.

— Да зачем я ему? — от обиды стало тяжело дышать. Десна ныли.

— Ты ведь и впрямь не знаешь, — охотник подошел ближе и опустился в соседнее кресло. — Серьезно?

— Просвети.

— Твой отец…

Я вздрогнула, вспомнив мрачного перевертыша, который умел презрением выворачивать сознание наизнанку. Он терпел меня до тех пор, пока не узнал, что для клана я совершенно бесполезна. Ведь в отличии от других отпрысков, оказалась дефектной. С того дня, как в круге дыма и огня мне не удалось сменить ипостась, он не взглянул в мою сторону. От волны разочарования меня качало еще долго. Уже на следующее утро скромные пожитки перенесли из хозяйского особняка в домик для гостей, а спустя пару месяцев, в барак для прислуги. Заодно мне поручили новые обязанности по хозяйству, сровняв с наемными работниками. Это позволяло больше не смущаться и есть хлеб. И делать это оказалось удобнее на кухне, а не в столовой с семьей. Семьей, которая потеряла ко мне всяческий интерес. Постепенно сестры перестали смущаться моего присутствия, вероятно уверовав, что я действительно случайно оказалась носителем одной с ними фамилии. Сменить ее не требовали, и я оставалась Кор по рождению. Но не по праву.

Я смирилась. Что еще мне оставалось делать? В мире Других любая одинокая девушка — чья-то добыча. Несмотря на мою ущербность, клан давал мне защиту. Никто не решался претендовать на мою честь, опасаясь не столько гнева главы клана, сколько презрения и отчуждения, которое окружило меня со дня проваленной инициации. Меня это устраивало. До поры. Я мечтала однажды уйти из родной стаи, чтобы примкнуть к тем, кто примет меня такой какая я есть. Поговаривали, что есть город, где живут подобные мне. Живут достойно, не стыдясь неполноценности. У меня оставалось несколько украшений, доставшихся мне от бабушки с монограммой клана. Она единственная, кто любил меня просто так, не ожидая оборота и совершеннолетия. Только ей было все равно, есть ли у меня вторая сущность или та останется спать. Пожилая женщина никогда не меняла суть на глазах у Других, но ощущалась настолько подавляющей, что даже глава клана мой отец смущался ее силы. Поговаривали, что такие способности имели Меняющиеся. Вот только все знали, что женщины не имеют таких способностей. В один из солнечных дней, незадолго до инициации, бабушка подарила мне свой кулон, заправив его под тунику.

— Помни, что ты моя плоть и кровь, — прошептала она заговорщически и обняла меня порывисто и крепко, как никогда прежде.

Спустя луну ее не стало. Затем, я провалила главный экзамен в жизни перевертыша. Чуть позже стала изгоем в своей семье. А когда решилась уйти, узнала, что мое приданое ушло в казну клана. Что ж, новость не сломила меня лишь потому, что за пару лет мне удалось накопить немного наличных за поделки, которые неплохо продавались на ярмарках.