Не глядя на меня, Кайден проглотил остатки виски и встал, чтобы налить еще.

— Далеко от Белого замка. В восточных долинах.

Со звоном, старательно скрывая ярость, он вытащил пробку из хрустального графина, плеснул напиток в стакан, а потом оглянулся через плечо:

— Тебе надо поесть.

От мысли о еде к горлу мгновенно подкатил тошнотворный комок, и я покачала головой, отказываясь даже смотреть, какое кушанье пряталось под колпаком.

— Не стой, — приказал он.

Помявшись, я забралась на диван с ногами и закуталась в халат, пахнущий Кайденом, как в покрывало. Он налил щедрую порцию виски во второй стакан и протянул мне, а когда я попыталась отказаться, сухо вымолвил:

— Поможет успокоиться.

Не уверена, но судя по коротким, резким фразам ему самому не мешало бы успокоиться. Казалось, что он выдавливал из себя слова.

Когда я приняла бокал, то Кайден уселся напротив.

— Что случилось в замке?

— Не знаю, — покачала я головой. — Ничего не понимаю. Огаст заставил с утра показать артефакт, и народ как будто взбесился.

— Что эта мразь… — Он запнулся. — Он тебе сделал?

— Они, — поправила я, и на застывшем лице Кайдена дернулся мускул. — Их было… много.

— Они тебя… трогали?

Видимо, мужчина пытался деликатно выяснить, осталась ли целой девичья честь и гордость.

— Не успели. Но артефакт испоганили. Козлы!

Омерзение от воспоминания о заброшенном крыле Белого замка переварить на трезвую голову явно не получалось. Не колеблясь, я отхлебнула виски. По горлу прокатился обжигающий ком, упал в пустой желудок. С отвращением я обтерла губы рукавом халата, но вместо того, чтобы отставить бокал, отпила еще. Обычно, чтобы прилично опьянеть, мне хватало нескольких глотков. Щедрая порция в стакане, вполне могла довести до бессознательно состояния.

В прошлом Кайден помог мне не развалиться на куски после нападения Валентина Озерова. Сейчас, молча, внимательно следил за тем, как я давилась алкоголем. Далекий, чужой, почти незнакомый мужчина, наследник огромного клана. Нас разделял кофейный столик с подносом еды и бездонная пропасть. Больше не было общих воспоминаний. И любви тоже не было. Мы стали героями совершенно другого романа. От злости я выхлебала стакан с виски до половины, и поняла, что комната поплыла перед глазами.

— Расскажи, что произошло.

Он не просил — приказывал, а я уже достаточно захмелела, чтобы рассказать без содрогания. Кайден слушал не перебивая. Правда, костяшки на пальцах, сжимавших бокал, побелели. Казалось, что толстый изрезанный узорами хрусталь треснет.

— Они будут наказаны, — пообещал он.

— Наплевать. Я просто хочу вернуться домой и забыть о вашем Абрисе, как о страшном сне. — Мы встретились глазами. — Люди разные, а привычки — одинаковые. Почему вы портите все, к чему прикасаетесь?

— Мне жаль, Лера.

— Это был риторический вопрос.

Его лицо двоилось перед глазами. Язык еле слушался.

— На самом деле, ты думаешь, что я сама виновата, верно? Если бы не сглупила и не уговорила Роя уехать из дома, то не попала бы в Белый замок. Так?

— Ты не знаешь, о чем я думаю, — разозлился он.

— Так расскажи.

— О том, что я чертовски хочу тебя утешить!

Кажется, на секунду я даже протрезвела и со злостью выпалила:

— Тогда почему сидишь на соседнем диване?

— Чтобы не сожалеть завтра утром, — тихо вымолвил он.

Некоторое время мы молчали, смотрели друг другу в глаза, как было порой, если пытались выиграть спор. Как всегда я первой сдалась, отвела взгляд.

— Катись ты к абрисским демонам, Кайден Николас Вудс! — пробормотала и залпом допила виски, даже вкуса не почувствовала, словно проглотила обычную воду.

Сознание, наконец, погасло. Ужасный день в Абрисе закончился.

Кто-то резко, с сочным жмыхом раскрыл портьеры, и на меня хлынул солнечный свет. Еще толком не пробудившись, я ощутила целый калейдоскоп дивных ощущений. Болело абсолютно все: голова — от виски, тело — от побоев.

— Просыпайся, спящая красавица, — услышала я голос Кайдена и приподнялась на локтях, не сразу понимая, что закутанная в незнакомое покрывало, как в кокон, лежала в его спальне Белого замка.

— Когда мы вернулись? — просипела я.

— На рассвете.

Кайден был хмурым, собранным и отчаянно резким, словно натянутая пружина. Переносить подобных людей по утрам было сложно, а в похмелье — невыносимо. В прошлый раз, когда я умирала после виски, он вел себя спокойнее и даже был милым, хотя притворялся совершенно другим человеком, изображал преподавателя.

— Одевайся. — Он швырнул в мою сторону какую-то одежду, видимо, вытащенную из шкафа в гостевой спальне, и кивнул на тележку с едой:

— Позавтракай, ты со вчерашнего дня ничего не ела. И выпей это, станет легче.

Развинтив крышку, он ткнул в мою сторону термос. Морщась от головной боли, я протянула дрожащую руку за сосудом, поднесла горлышко к носу. Напиток пах незнакомыми травами, густо и пряно.

— Что это?

— Снадобье от похмелья. По рецепту твоего парня.

Спорить о том, что Ройберти мне вовсе не парень, с человеком, забывшим прошлое, было бессмысленно. Питье оказалось отвратительно горьким, непереносимо пряным и немедленно попросилось обратно. Помнится, знахарь сам морщился, когда хлебал собственный чудодейственный отвар.

— Какая гадость, — прижала я ко рту ладонь.

— Выпей полностью, потому что ты должна мне кое в чем помочь, — безжалостно заявил мучитель, и в мою сторону полетела деревянная коробочка с резной крышкой. Бухнулась на кровать, подскочила и, жалко ощерившись пустыми внутренностями, раскрылась.

— Что это?

— Артефакт. Шкатулка без дна, но она потеряла магические свойства, и дно у нее появилось.

— И зачем ты швырнул в меня сломанной деревянной коробкой, господин наследник? — плохо соображая, вымолвила я. — Если хотел прикончить, то, поверь, я готова умереть по собственной воле, просто доведи меня до обсерватории, и я спрыгну…

— Шкатулку не первую седмицу очень ждет одна старая леди, — перебил мычание Кайден. — У меня, наконец, добрались руки до ее починки. Уверен, в Тевете такие артефакты в ходу.

— Угу, я даже сама их придумала, только это были дорожные сундуки, — согласилась я, прихлебнув горький отвар и снова сморщившись. — Почему ты так на меня смотришь? Обещаю, что не буду предъявлять права на авторство.