— Гости были, но они все ушли. Я помню, что все гости ушли.Мы за этим следили.

— Вы отмечали гостей, которые приходили к вам в дом?

— Нет, конечно. Но каждого проверяли. Спрашивали, куда изачем он идет. И пока не получали подтверждение, никого не пропускали.

— И все пришедшие потом ушли?

— Кажется, да. Но за тем, как они уходили, мы уже не такследили. Согласитесь, что это уже не наша обязанность. Консьерж обеспечиваетбезопасность и покой хозяев до того предела, пока они сами этого хотят. Мывпускаем гостей только с согласия хозяев, но потом они сами решают, когда имвыставлять этих гостей. Это уже было не наше дело.

— А вы не можете вспомнить, кто именно и к кому приходил втот день?

— Конечно, нет, — ответил Андрей, — прошло столько лет.

Снова позвонил телефон, и он снова взял трубку.

— Мог кто-то из гостей войти в дом и потом из него не выйти?— задал вопрос Дронго.

— Теоретически, думаю, да. В тот вечер, за день до убийства,на третьем этаже отмечали рождение внука. Было много народа, человек пятнадцатьили двадцать. Я мог кого-то не заметить: не тогда, когда он входил, а когдауходил. Тем более что они выходили целой толпой, и я их, конечно, не считал.

Дронго нахмурился. Про день рождения ему еще никто несообщал. Очевидно, решив, что это не важно.

— В доме всего восемь квартир, — напомнил он. — Вы непомните, у кого отмечали рождение внука?

— Конечно, помню. На третьем этаже. Там жил банкир Леонидовс семьей. Это у него родился внук, и он пригласил к себе столько гостей. Егодочь и сейчас живет в этом доме.

— Леонидов, — задумчиво произнес Дронго, — сколько ему былолет?

— Тогда лет пятьдесят. Его дочь вышла замуж и родила емувнука. Тогда он очень шумно отмечал его рождение и, конечно, представить себене мог своей дальнейшей судьбы.

— Что с ним случилось?

— Спустя четыре года его убили. Нет, через пять. Как раз вМоскве был дефолт, а банк Леонидова работал с российскими поставками. Этокакая-то темная история. Его застрелили прямо в центре Риги, а убийц, говорят,до сих пор не нашли. А сын Леонидова стал руководителем банка вместо отца.

— Его застрелили в девяносто восьмом? — уточнил Дронго.

— Да, в конце девяносто восьмого.

Дронго хотел задать следующий вопрос, но в комнату опятьвошли посторонние люди, и ему пришлось замолчать. На этот раз разговор шелнесколько минут. Когда посторонние вышли, Скалбе растерянно развел руками, какбы извинясь.

— Я хотел у вас спросить насчет этого банкира, — сказалДронго.

— Какого банкира? — Андрею трудно было переключить своевнимание.

— Леонидова, — напомнил Дронго, — вы говорили, что натретьем этаже жил банкир, которого потом застрелили.

— Правильно. Его потом застрелили.

— Как вы считаете, он не мог иметь никакого отношения ксамоубийству Арманда Краулиня? Ведь Арманд как раз ждал письма из банка.Возможно, это самоубийство было связано с последующим убийством Леонидова?

— Не думаю. По-моему, они даже не были толком знакомы.Леонидовы вселились в начале девяносто второго, когда Арманд Краулинь там ужене жил. А в девяносто третьем он решил сделать ремонт в квартире своего отца ивывез оттуда почти всю мебель, которую можно было вывезти. Кроме самыхмассивных вещей. Они остались в квартире. Там работала целая бригадастроителей.

— Его сосед по лестничной клетке был строителем, — вспомнилДронго. — Там работала бригада этого Березкина?

— Нет. Это была частная бригада. Березкин тогда работалсовсем по другому профилю. Арманд оставлял нам запасные ключи для рабочих.

— Рябов говорил мне, что в квартире Краулиня сильно пахлокраской, когда они туда вошли. Почему же рабочие не оставили окна открытыми?Ведь запах краски улетучился бы быстрее.

— Окна? — вспомнил Андрей и нахмурился. — Окна были открыты,— сказал он после недолгого колебания.

— Окна были закрыты, — возразил Дронго, — на это обратиливнимание все вошедшие в квартиру. Во-первых, запах краски, а во-вторых, этообстоятельство должно было быть указано в протоколах осмотра места происшествия.

— Не знаю, — было заметно, что Андрей вспоминает, — норабочие оставили окна открытыми, это я помню абсолютно точно. Они ещевыбрасывали из окон большой картон. Я стоял на улице и видел.

— Но кто-то закрыл окна, — тихо произнес Дронго, — кто-тодругой вошел в квартиру и закрыл окна.

— Может, сам Арманд Краулинь? — предположил Скалбе.

— Нет, — мрачно отрезал Дронго, — когда Краулинь вошел вквартиру, окна еще были открыты. Рябов не обратил внимания на окна, он сидел всвоей будке. Офицеры, находившиеся в автомобиле, тоже не видели, кто и когдазакрывал окна. Это сделал убийца, который вошел следом за Армандом.

— Для чего?

— Думаю, чтобы не было слышно шума.

— Шум был бы в любом случае, — возразил Скалбе, — вы невидели Арманда Краулиня, а я его видел. Это был плотный, сильный мужчина. Одинчеловек с ним не справился бы. Никогда не справился бы. Нужны были двое илитрое мужчин, чтобы его повесить.

— Он повесился в угловой комнате, выходящей окнами во двор,— напомнил Дронго. — Там был крюк от люстры. Чтобы достать до этого крюка, ондолжен был встать на табуретку. В комнате была табуретка?

— Я знаю, что была. Мне об этом Рябов говорил, но меня тудане пустили. Один человек все равно не справился бы с Армандом, это абсолютноточно. И еще записку нашли на столе, об этом тоже говорили.

— Да, я знаю. — Дронго хотел задать следующий вопрос, ноопять зазвонил телефон. Это было уже выше всяких сил. Пришлось терпеливо ждать,пока Скалбе закончит разговор, но в этот момент позвонил другой аппарат —внутренней связи. Продолжения разговора пришлось ждать еще две минуты.

— Видите, что происходит? — пожаловался Скалбе, покончив стелефонными разговорами. — У нас такой аврал.

— Я сейчас уйду, — пообещал Дронго, — только два последнихвопроса. Арманд приезжал в дом за день до самоубийства, когда вы дежурили?

— Да, приезжал. Он хотел посмотреть, как работают мастера.Да, он был в доме и уехал минут через сорок. Я это точно помню, меня об этом иследователь спрашивал.

— И второй вопрос. В тот день вы передали ключи мастерам.Как вы думаете, они не могли сделать копию? Может, вы кому-то еще давали ключи?