Флора забронировала себе и Эльфине номера в клубе; им надо было переночевать в Лондоне, чтобы наутро забрать платье. Флора воспользовалась случаем вернуться к культурной жизни, которой так долго была лишена. После ленча она отправила Джулию с Эльфиной покупать той нижнюю юбку, туфли, чулки и белую бархатную накидку, а сама поехала в Государственный концертный зал слушать Моцарта. Вечером она предложила сходить в театр «Яма» на Вонь-стрит в Севн-Дайлс на пьесу Брандта Захолуста «Есть кто живой?»[28]– неоэкспрессионистскую попытку выразить переживания официанта в ресторане, который во сне видит себя двойником стюарда на лайнере, а проснувшись и поняв, что он по-прежнему официант в ресторане, сходит с ума, расстреливает из пистолета свое отражение в зеркале и умирает. В пьесе было семнадцать сцен (в том числе в чумном бараке, в прачечной, в сортире, в суде, в колонии прокаженных и на площади Пиккадилли) и только одно действующее лицо.

– Почему ты хочешь посмотреть эту пьесу? – спросила Джулия.

– Не хочу, но думаю, что Эльфине полезно будет узнать, на какие пьесы не ходить, когда она выйдет замуж.

Однако Джулия сказала, что лучше посмотреть «Руки в боки» в «Новом ипподроме»[29], так что они поехали туда и вместо кучи неприятных впечатлений получили массу приятных.

В то щемящее мгновение, когда свет в зале начал гаснуть и алый занавес озарили огни рампы, Флора украдкой глянула на Эльфину и осталась довольна увиденным.

Точеный и в то же время нежный профиль был устремлен к сцене. Легкие крылья зачесанных к ушам волос придавали ему классический вид, словно у греческого колесничего, который мчится к победе навстречу ветру. Молодость и благородство черт теперь проступали без помех.

Флора осуществила то, на что надеялась. Эльфина выглядела ухоженной и нормальной, однако сохранила индивидуальность – намек на прохладный ветерок, сосны и аромат диких цветов. Именно такое преображение задумала Флора, а ее орудия – месье Виоль и месье Солид – его осуществили.

Художник, творящий из человеческого материала, не может мечтать о большем, и все предзнаменования для бала были благоприятны.

Занавес пошел вверх, и Флора с довольным вздохом откинулась в кресле.

На ферму кузины вернулись к пяти часам следующего вечера. Сиф приятно удивил Флору, встретив их на вокзале с повозкой. По пути домой они остановились перед Пивтаунским гаражом и договорились, что завтра на ферму заедет авто, чтобы доставить их в Бодягшир. Оно должно было прибыть в половине восьмого, предварительно забрав на станции мистера Харт-Харриса, который приедет поездом в восемнадцать тридцать.

Условившись обо всем, Флора весело запрыгнула в тарантас и села подле Сифа. Эльфина (которая теперь души не чаяла во Флоре и то придумывала, как сделать ей что-нибудь приятное, то любовалась своим отражением в витринах) заботливо укутала ее пледом.

– Тебе хочется на бал, Сиф? – спросила Флора.

– Да, – тягуче процедил он. – В кои-то веки попаду на танцы, где женщины не станут на меня вешаться. Может, хоть повеселюсь наконец.

Флора подумала, что аристократки будут влюбляться в Сифа ровно так же, как сельские девушки, но решила заранее его не пугать.

– А я думала, тебе нравится, что девушки за тобой бегают.

– Не-а. Мне нравится только кино. Я не против сводить туда девушку, но со многими я больше не встречался после того, как они приставали ко мне во время фильма. Все они одинаковые. Хотят заполучить мужчину целиком, со всеми его потрохами и мыслями. А мне это не по душе. Я люблю только фильмы.

Флора подумала, что сразу после Эльфины займется Сифом. В сумочке у нее лежало письмо от Эрла П. Босса. Тот сообщал, что в ближайшие дни поедет к друзьям в Брайтон и хотел бы по дороге заглянуть к ней. Флора планировала показать ему Сифа.

Было пять часов следующего дня. Погода благоприятствовала планам. Флора пессимистично ждала проливного дождя, но он так и не пошел. Стоял чудесный вечер, скворцы пели на ветках вязов, пахло свежестью и молодой листвой.

Кузинам предстояло невероятно сложное дело – нарядиться для бала.

Внимательный и чуткий читатель наверняка уже не раз гадал, как на ферме обстояли дела с ванной. Ответ прост: ванны на ферме не было. Об этом Флора в ответ на свой вопрос узнала от Адама. Она не хотела даже гадать, как моются остальные члены семьи; ее саму от мысли, что надо в ледяной комнате обтираться водой из тазика, заранее пробирала дрожь.

По счастью, выяснилось, что миссис Муривей ко всем своим достоинствам владеет сидячей ванной, и за небольшую недельную плату Флора может купаться у нее дома каждый второй день в восемь часов вечера. То, что теперь она принимала ванну в два раза реже привычного, было в глазах Флоры главным неудобством жизни на ферме.

Однако именно сегодня, когда ванна была особенно нужна, оставалось довольствоваться тем, что есть. Так что Флора поставила на кухонную печку два больших галгана с водой и стала ждать, когда они согреются.

Покуда про их с Эльфиной отсутствие на ферме никто ничего не сказал; возможно, никто его и не заметил. У Скоткраддеров хватало других волнений: бык вырвался на волю, Мириам, наемная прислуга, несмотря на наступление весны, до сих пор не обнаруживала признаков беременности, к тому же началась морковная страда, куда более долгая и трудная, чем брюквенная. Когда тут наблюдать за двумя девушками? К тому же члены семьи иногда сторонились друг друга по нескольку дней кряду, и можно было надеяться, что их отлучка удачно совпала с одним из таких периодов.

Но как насчет тети Ады? Эльфина уверяла, что та знает всё. При этих словах ее пробирала дрожь. Если тетя Ада узнает, что они собрались на бал…

– Пусть только попробует изобразить Золушкину мачеху, – холодно проговорила Флора, заглядывая в ближайший галган – не кипит ли вода.

– Она вполне может в какой-нибудь из вечеров спуститься на кухню, – робко заметила Эльфина. – Весной с ней иногда такое бывает.

Флора пробормотала, что хорошо бы тут к этому времени прибрались.

Однако она и сама гадала, почему кухня украшена венком цветущего табака над камином и большими пуками песьей вонючки в банках из-под джема. А старый, потемневший портрет Нишиша Скоткраддера увили растением, которого Флора не знала. У него были темно-зеленые листья и длинные розовые, плотные бутоны. Она спросила Эльфину, что это такое.

– Живохлебка, – боязливо ответила Эльфина. – Ой, Флора, вода согрелась?