– Я рада, что ты вернулся домой, – сказала она, отводя взгляд. – Ты… ты прости, пожалуйста, что я тогда…

– Да ладно, он бы от меня все равно избавился.

Кивнула, принимая его аргумент. Так ведь легче, представить, что случившегося все равно было не избежать. Но Светка – добрая. Остальные… тоже изменились. Вытянулись. Повзрослели. Поняли, что на всех отцовского внимания не хватит и надо выделяться.

Он умел подстегивать это естественное, в общем-то, желание быть лучше остальных. Скупая похвала, как кусок сахара дрессированному медведю. Одному из стаи. Кому достанется?

Не Пятому, точно.

А теперь вот Светку хоронят. И он нес гроб, не в силах отделаться от чувства вины.

Златовласка на похороны не пришла. Она вообще редко покидает пределы комнаты, словно прячется ото всех. Или только от отца? Откуда в нем эта заинтересованность в чужой, по сути, женщине? Ее мать рада его заинтересованность поддержать. Она сама вокруг отца вьется, позабыв о том, что замужем.

Говорит много. Глупости говорит.

Но, когда думает, что никто ее не видит, умолкает и меняется. Проскальзывает на ее лице нечто этакое, темное. И Пятый больше не верит ей. Никому не верит.

Он знает, что не убивал Светку. А вот остальные?

Серега мечется… они со Светкой всегда близки были, ближе, чем остальные. Единокровные. Родные не только по отцу, но и по матери. Неужели та, другая половина крови, держала их? А теперь он остался один и разом посерьезнел, пусть и цепляется за свою прежнюю маску бесшабашного идиота.

Но, опять же, разглядывает собравшихся с прищуром.

Подозревает?

Кого и в чем?

Третий отстраненно равнодушен. Однажды он решил, что эмоции вредят его карьере, пусть и существовавшей сугубо в проекте, и отказался от эмоций.

Четвертый злится, но скрывает это. Он хорошо научился играть, впрочем, как и все в этом доме. И никто не догадывается о маленькой тайне Четвертого. У всех есть тайны. Иначе легко сойти с ума.

Главное, что обоим интересна Златовласка.

Однако поминки – не тот случай, когда можно пригласить даму на танец и подарить ей пару-другую комплиментов. Да и против Сереги они идти побоятся.

Поминки проходили в доме, в обществе избранных, которым было явно неуютно из-за своей избранности. Большинство знакомых отца ограничились тем, что прислали цветы и траурные открытки, где выражали свои искренние и глубокие соболезнования…

…и странно, как в этот избранный круг попала Эльвира. Отец считал ее крайне неподходящей компанией для Светки. А Светка в кои-то веки отцовское мнение проигнорировала.

– Привет, – Эльвира была в черном шелковом комбинезоне. Был бы он чуть менее открытым, сошел бы за траурное одеяние. – Не против, если я тут посижу?

Против. Но Эльвира садится, прижимается к нему всем телом. Чего ей надо? Прежде Пятый не вызывал у нее хоть сколь бы значимого интереса.

– Ты – единственный нормальный человек в этой семейке, – призналась она и за руку его взяла. – Светка так сказала.

Эльвира пустила слезу по напудренной щеке. Можно подумать, она и правда любила Светку. Хотя, может, и любила, по-своему, странной женской любовью.

– А Серега как же?

Эльвира обхаживала его давно, то усиливая напор, то ослабляя. Возможно, когда-нибудь она и добилась бы успеха.

– Серега… шут балаганный. И вообще, у него неве-е-ста!

Ну да. На поминки спустилась, держалась в стороне ото всех, заняв самый дальний и самый темный угол. И Серега избранницу свою не то чтобы нарочито игнорировал, скорее уж, действительно не замечал.

– Светка мне про нее все рассказала, – Эльвира глядела на соперницу с явной ревностью. – У нее мамаша – ведьма!

В черном траурном платье она и правда чем-то походила на ведьму. Или это предубеждение?

– У нее книга есть, древняя, с рецептами всяких там… – Эльвира нарисовала вензель, – зелий. Приворотных. Пара капель – и все…

Серега меньше всего походил на привороженного.

– Мне Светка ее даже показывала.

– Кого?

– Книгу.

Будь Элька в меньшей степени расстроена случившимся и более трезвой, вряд ли рассказала бы о таком. Значит, есть еще и книга.

– Не веришь? – Эльвира расценила его молчание по-своему, и золотые браслеты на ее запястьях обиженно зазвенели. – А она мне ее и правда показывала! Такая вот…

Эльвира очертила пальцем в воздухе кривоватый прямоугольник.

– Здоровая такая! И еще, обложка кожаная. Я поначалу решила, что деревянная. А Светка сказала, что кожаная. Просто кожа старая очень. И книженция – тоже. Там вообще жуть! Но картинки красивые… колечко нарисовано такое, что просто вынос мозга! Светке втемяшилось его заполучить, вот она и перерисовывала. Я ей про ксерокс, а она мне, что, типа, если повредит книге, папаша ее прибьет. Скотина он у вас.

– Скотина, – согласился Пятый, раздумывая над тем, откуда подобная книга взялась в доме и почему о ней знала Светка, но не знал он.

– Она к колечку себе колье заказала. И браслетик. И сережки тоже. Ну, комплект, чтоб в одном стиле все было. Как раз привезли…

– Когда?

– Ну, тогда… – Элька всхлипнула. – Она мне позвонила, что ей комплект прислали. И что круто получилось. И чтобы я пришла, посмотрела…

– И ты посмотрела?

– Ага… классные штуки. Слушай, а может, твой папаша их продать согласится? Спроси, а? Меня он не любит…

Вот и причина Элькиной внезапной любезности. Не Пятый ей нужен, точнее, нужен, но лишь как посредник. Светкины цацки покоя ей не дают…

– Я спрошу.

– Ты чудо, – Элька, позабыв о том, где находится, обняла его. – Я этого никогда не забуду!

Конечно. Если же вдруг она забудет, Пятый ей напомнит. Долги надо возвращать.

– Там, в общем, колечко такое, с сердоликом, виноградными листиками оплетенное. К нему в пару – браслет. Серьги. И цепочка с подвеской. Тоже камушек круглый, а листики вроде как его оплетают! Ну просто прелесть!

Ему и самому будет интересно взглянуть на эти украшения, которые доставили Светке перед смертью. И вот тут, с учетом ее привычки – хвастать новыми побрякушками, – возникает вопрос: почему о цацках знала только Эльвира, но никто больше? Почему Светка не нацепила их перед завтраком, чтобы похвастаться не только перед заклятой подружкой, но и перед гостями? Три бабы в доме – достаточный повод, чтобы покрасоваться…

…но не было на Светке украшений.

Ни браслета. Ни кольца. Ни серег. Ни подвески.

Эльвира, добившись желаемого, быстро отыскала какой-то предлог отойти и избавила Пятого от своего великосветского общества. Он окинул взглядом зал. Отец с кем-то разговаривал, вероятно, с кем-то важным и нужным, если уж удостоен он был беседы. Лизка держалась поблизости.