— И что с этим делать? — спросила Любовь.

Лицо Смирения расслабилось. Она улыбнулась и наклонилась еще ближе. Взяла в руки обе ладони Любови, которые были ледяными, несмотря на жаркую сырость ночи.

— Мы уедем. Сегодня.

Она замолчала, пережидая, пока до Любви дойдет значительность ее слов.

Любовь округлила глаза и ахнула, идеально изобразив удивление.

— Правда? Как?

Смирение поведала ей план, так быстро тараторя слова, что Любовь едва удержалась от смеха. Смирение боится, но в восторге. Как трогательно.

— Здорово, — улыбнулась Любовь. — В полночь мы выскользнем отсюда, побежим к микроавтобусу, сядем в него и уедем. Так просто?

— Да. Только никому не говори. Верность и Старание едут с нами. Если Усердие узнает…

— Понимаю, — сказала Любовь. — Он ее бьет, да? Ужасно.

— Да. И Спаситель знает, что он бьет, но не делает ничего, чтобы прекратить это. — Она опустила глаза на колени, а когда снова посмотрела на Любовь, по ее щекам текли слезы. — Я знаю, мы не всегда сходимся во мнении и иногда ссоримся как кошка с собакой, но я правда люблю тебя, знаешь. Ты моя сестра, и я всегда буду тебя любить. Я так рада, что ты едешь с нами. Я волновалась, что ты слишком погрузилась в фантазии Спасителя, чтобы понимать, что происходит на самом деле. Что он превращает тебя в свою маленькую зверушку и все такое.

«А ты слишком погрузилась в собственное эго, чтобы понимать, что самый чистый человек на земле — единственный, кто может знать правду. Единственный, кто может нас спасти».

Смирение вскочила на ноги:

— Я с нетерпением жду нового начала. А ты?

Вместо того чтобы озвучить свои настоящие мысли, Любовь кивнула и улыбнулась. Она позволила сестре взять ее под руку и отвести обратно в клуб с широкой улыбкой на ее наивном лице.

Наши дни

Перлайн подавила порыв победно вскинуть кулак. Нашли Майка Гибсона. Его только что привезли.

Находка Гибсона — огромная удача. Даже грандиозная, но Перлайн сдержала воодушевление и напомнила себе: если Дженет Уэзерби права насчет роста убийцы, то Гибсон невиновен.

Она подозвала Филдинг.

— Поскольку Диббса нет, я хочу, чтобы со мной пошла ты. Гибсон в камере. Его обнаружили в доме друга, Даниэля Фоу, который сказал, что он скрывался там примерно с половины третьего ночи. Девушка мистера Фоу дала такие же показания. Говорит, он пришел один, без детей. Сосед слышал стук в дверь Фоу и видел Гибсона, одного. Сосед также называет время около половины третьего ночи.

Если два свидетеля видели Майка Гибсона в половине третьего и с тех пор он отсиживался там, остается слишком маленький временной промежуток, в который он мог бы похитить Ханну и Грегори. Вероятнее всего, Гибсон не тот, кто им нужен. Но это не значит, что он не видел или не слышал чего-нибудь, что может помочь расследованию.

Перлайн встала со стула, и они отправились в первую допросную.

Сев в маленькой душной комнатке, они ждали Гибсона.

Филдинг устроилась на краешке своего стула, выпрямив спину как балерина, с лишенным всяких эмоций лицом. Она смахнула воображаемую крошку со своей кипенно-белой рубашки и села еще ровнее.

В комнате было слишком жарко. Но это хорошо. Они хотят, чтобы Гибсон попотел.

Через пять минут Майк Гибсон тяжело опустился на стул и уставился в стену, избегая зрительного контакта. Сопровождавший его охранник кивнул Перлайн и вышел.

Филдинг положила локти на стол, подалась вперед и холодно уставилась в полуприкрытые глаза Гибсона.

Телосложением молодой человек походил на боксера полусреднего веса. На нем были милитари шорты выше колена и камуфляжный жилет. Правое предплечье покрывала татуировка. На ум приходило слово «буян». А вот «убийца детей» как-то не очень. Парень сам едва стал мужчиной и, несмотря на татуировки, выглядит так, будто вот-вот обмочится. Но, может быть, она оптимистично настроена, что больше свойственно Диббсу.

Гибсон мог переодеться после убийства Раджа, но, судя по запаху и виду его одежды, не сделал этого. От него несло потом и грязью, и Перлайн пожалела, что на ней нет маски.

— Я хочу дождаться своего адвоката, — сказал он.

Перлайн повторила ледяной взгляд Филдинг.

— Мистер Гибсон, пропали двое детей. Это срочное интервью под запись, потому что мне надо, чтобы вы ответили на безотлагательные вопросы, поскольку существует угроза жизни детей. Сейчас все, что мы хотим, это узнать, что вам известно про этих детей. Ответы нужны нам быстро. Вполне возможно, что это вопрос жизни и смерти для десятилетней Ханны и семилетнего Грегори, двух невинных детей, за которыми вы со своим другом погнались в Гримстоунский лес прошлой ночью.

Гибсон побледнел. Опустил глаза на свои запястья. Покачал головой. Что-то пробормотал.

— Погромче, мистер Гибсон. Мы вас не слышим.

Майк Гибсон поднял голову. Его глаза были мокрыми.

— Я ничего не делал с детьми. Как только они убежали в лес, я больше их не видел. Клянусь.

— То есть вы признаете, что вместе с Раджем преследовали детей в Гримстоунском лесу? — уточнила Перлайн.

— Да. Но я ничего с ними не делал.

— И во сколько это было?

Он пожал плечами:

— Во сколько? Не знаю. Поздно? После полуночи точно.

— Мистер Гибсон, у вас есть коса?

— Чего?

Перлайн пристально смотрела на него, пока он не заерзал на стуле. Филдинг тоже смотрела. Молодой человек опустил взгляд на свои сбитые костяшки. Он что-то скрывает. Он просто источает чувство вины так же обильно, как пот.

— Мистер Гибсон. Майк. Могу я звать вас Майк?

Он помедлил, потом кивнул.

— Майк. У тебя есть сестры? Две младшие сестры, Пойз и Петл. Верно?

— Да. Эй… с ними все в порядке?

— Да, с ними все хорошо. Ты знаешь, что Пойз учится в одном классе с Грегори?

Она замолчала, дав ему время осознать скрытый смысл ее слов: что он может иметь отношение к исчезновению мальчика.

Он вытер пот со лба.

— Слушайте. Я уже сказал. Я ничего не делал детишкам. У меня сестры, как вы сказали. Я не такой.

— Насколько я знаю, ты мог подождать, пока Радж окажется вне игры, а потом сделать с этими детьми что-нибудь ужасное.

Его глаза наполнились слезами.

— Я не делал, клянусь. Я преследовал их, да, но это все.

— Ты что-то недоговариваешь.

— Нет. Честно.

На его лице промелькнуло виноватое выражение.