– Денис, мы на подарок Александрову по полтысячи собираем. Но твоя лаборатория, если хотите, и больше может. Все-таки вы для него свои, родные, можно сказать. Деньги мне к вечеру. Завтра с утра вручать будем. И Сергей Михайлович к этому времени уже будет, он и поздравит.

Она отключилась, а мужчины, пожав плечами, вытащили из карманов по тыще и положила на столик у входа.

– Ты, пожалуйста, разруливай, – попросил Кирилла Денис. Он вообще подобные ситуации не выносил. – А то мне что-то не по себе. Я уж лучше поработаю поинтенсивнее. Роды, это, знаешь, не мое.

Снисходительно кивнув, будто делая большое одолжение, зам ушел, а завлаб, чуть слышно чертыхаясь, плотно закрыл дверь, чтоб не слышать выбивающих из колеи разговоров, и принялся за работу. Делать замечания сотрудникам не хотел принципиально.

Если б это был не Александров, он бы еще намекнул распоясавшимся сотрудникам, что время-то рабочее, но теперь, когда это событие, можно сказать, коснулось всех вместе и каждого в отдельности, идти против целого коллектива нельзя было ни в коем случае. Оставалось молча терпеть, что он и делал.

К обеду народ более-менее утихомирился. Но стоя в очереди в соседской кафешке, Денис слышал одно и то же: вес, рост и прочие параметры новорожденных.

Самого Александрова не было видно. Говорили, что он заперся в своем кабинете и по скайпу говорит с женой. Денис не знал, о чем можно говорить с женой полдня, но верил, что это вполне возможно.

После работы немного задержался, потом позвонил Милене, хотя сегодня звонить ей не хотел: решил дать ей отдохнуть от себя. По его плану для чистоты эксперимента объект должен был находиться вне воздействия экспериментатора несколько дней.

Но не выдержал.

Услышав ее мягкий голос, резко выдохнул, как от удара под дых, и только потом спросил:

– Что делаешь сегодня?

– Работаю. Одна из постовых сестер на больничном, у нее ребенок маленький, график сдвинулся. На этой неделе придется дежурить несколько раз.

Денис поморщился, будто работать сверхурочно предстояло ему. Причем не на своей любимой работе, а в пропахшей лекарствами и страданиями больнице.

– А уволиться никак нельзя?

– Зачем мне увольняться? – Милена с удивлением вслушивалась в его негодующий голос. Что это с ним?

– Перенапрягаться крайне вредно, сама знаешь.

– Ну, если я почувствую себя плохо, я приму меры, – обтекаемо пообещала она. – А теперь извини, мне на работу собираться надо, – и телефон умолк.

Денис посмотрел на погасший дисплей и нахмурился. Отчего-то ужасно хотелось увидеть Милену. Решил: а он ее и увидит. Удалось проникнуть в больницу один раз, проникнет и другой.

Отправился туда же, причем снова на машине. Если обратно придется ехать посреди ночи, то уж лучше на своих колесах.

Но в приемной дежурил подозревающий всех и вся в злом умысле тип. Денис потерся между посетителями, присмотрелся и понял, что на сей раз ему внутрь не попасть: прежде чем пропустить внутрь, охранник звонил больному в палату, спрашивал, знает ли тот посетителя, и только после этого пропускал, предупредив, чтоб ровно в семь был на выходе без разговоров. Без десяти семь пропуск посетителей и прием передач прекратился вовсе.

Денис вышел. Что же ему делать? Уезжать не хотелось категорически, желание увидеть Милену превратилось в острую потребность. Немного пошатался вокруг, вспомнил о служебном ходе. Пошел к нему. С этой стороны двор больницы не освещался и свет горел только перед входом. Притаился в темном уголке, надеясь, что никто его здесь не застукает, а то что ему говорить в свое оправдание?

Около восьми началось шевеление – кто-то приходил на смену, кто-то уходил. Можно было присоединиться к какой-нибудь группе врачей, больница большая, вряд ли все друг друга знают, но он не решился. Положился на всесильный русский авось. И он его не подвел: из подсобки вышли две санитарки с большими мешками, видимо с мусором, и ушли в темноту, не закрыв двери.

В это время Денис и прошмыгнул внутрь. Быстро взбежал на третий этаж, снял куртку и шапку, спрятал в коридоре за каким-то дряхлым шкафчиком. И непринужденно зашел в коридор, сливаясь с шатающимися туда-сюда больными в разномастных одеждах, главным образом, спортивных костюмах.

На Денисе были джинсы с серым джемпером, но кого это волнует, если ты скромно сидишь в уголочке и смотришь вокруг невинным безмятежным взором?

Милена появилась с небольшим опозданием, за время которого Денис вообразил себе все: от автокатастрофы до отмены дежурства. Она шла и разговаривала с немолодой полной женщиной в зеленой форме, видимо, врачом.

Денис призадумался. Это дежурный врач или медсестра? По внешнему виду и не отличишь. Женщина зашла в ординаторскую, а Милена устроилась за столом. Денис мешать ей не стал. К ней подходили больные, что-то спрашивали, подсаживаясь на стоящий рядом стул, она что-то дружелюбно отвечала, а он просто наблюдал, с удивлением понимая, что это пустое занятие ему очень нравится.

Лицо у нее было не просто хорошеньким, оно светилось изнутри добротой и благорасположением к людям. Денис вздохнул. Надолго ли в их достаточно жестоком мире сохранится ее нежная сердечность?

Так хотелось отгородить ее даже не от бед, это само собой, а от тех мелких неприятностей, что каждодневно отравляют нашу жизнь.

Около десяти Милена ушла в процедурную, и в нее потянулся хвост желающих уколоться. Потом она бегала по палатам, ставила уколы лежачим больным и раздавала таблетки. Потом делала еще что-то, Денис не разобрал.

К одиннадцати все стихло, она села за истории болезней. На этот раз их было куда меньше, и к двенадцати они закончились. Она ушла в ординаторскую. Только прикрыла за собой дверь, в кармане Дениса зазвонил телефон. Он посмотрел на дисплей. Мама! Блин! Он совсем забыл о времени!

– Мама, я сейчас приеду, не волнуйся! – прошептал в телефон и пробрался к служебному выходу.

Нажал на кнопку, вышел, быстро пробежал за ворота. Хорошо, что все можно было без проблем открыть изнутри, не то пришлось бы ему просить Милену снова его выпускать.

До дому добрался быстро. Анастасия Викторовна молча показала ему указательным пальцем на висящие в прихожке круглые часы со стрелками, отошедшими от двенадцатой цифры. Этим же пальцем погрозила ему.

Пришлось каяться:

– Мама, ну забыл о времени, с кем не бывает?

Сказать, что с ней такого никогда не бывало было бы вопиющей неправдой, потому что она забывала не только о времени, а вообще обо всем, поэтому только фривольно заметила:

– Я все понимаю. Любовь и все с ней связанное, – это прозвучало как-то уж чересчур двусмысленно, Денис брезгливо поморщился. – Но не нужно забывать и поесть, дорогой мой! Или ты ел?

– А ты ела? – задал он встречный вопрос.