эффективно: тщательно вычислялось оптимальное время для научения, свежая информация котировалась выше устаревающей, прогнозировалась вероятная польза от вклада в дальнейшее подражание.

Турнир показывает, как правильно интерпретировать выявляемую у приматов взаимосвязь встречаемости социального научения и размеров мозга. Вряд ли стоит расценивать эту корреляцию как результат отбора в пользу увеличения доли социального научения как такового, поскольку само по себе оно не дает наследственной выгоды. Более того, как убедительно доказывают исследования пчел, муравьев и мух, для одного только социального научения большой мозг животным совершенно не требуется. Скорее, если социальное научение и вправду выступало причиной развития более крупного мозга у приматов, это произошло потому, что естественный отбор велся по эффективности социального научения. Чтобы гипотеза Уилсона подтвердилась, ключевым двигателем этого развития должен быть отбор более стратегически верных, точных и экономичных форм подражания, а также других переменных – когнитивных, социальных и связанных с жизненным циклом, – которые усиливают эффективность передачи знаний от одной особи к другой, а вовсе не отбор, направленный на увеличение подражания. То, что в поведении приматов с крупным мозгом наблюдается больше подражания по сравнению с приматами, чей мозг уступает им в размерах, почти наверняка случайность – побочный эффект большей подготовленности к социальному обучению. Обусловливающей переменной выступало качество подражания, а не его частота.

Когда на нашем турнире одни агенты подражали поведению других, то не обходилось без ошибок копирования. Обычно такие ошибки вели к снижению окупаемости для подражателя, поскольку за образец бралось поведение с высокой отдачей, а из-за ошибки получалось нечто непредсказуемое. С точки зрения интуитивной логики все вполне понятно. В реальной жизни особи склонны применять те поведенческие паттерны, которые уже приносили дивиденды, и чем точнее подражание, тем больше вероятность усвоить именно то поведение, какое нужно. На турнире частота возникновения ошибок задавалась организаторами. Все стратегии, опирающиеся на социальное научение (разыгрывающие ход НАБЛЮДАТЬ), страдали от снижения окупаемости, если частота ошибок возрастала, и выгадывали на повышении окупаемости, когда эта частота снижалась. В реальной жизни частота ошибок копирования зависит не столько от контекста, сколько от свойств самого подражателя: насколько, например, хороши его системы восприятия, верно ли он понимает предпринимаемые демонстратором действия, может ли точно воспроизвести демонстрируемое поведение. Если бы эти индивидуальные различия в точности подражания тоже закладывались в программу турнира, при естественном отборе предпочтение, несомненно, отдавалось бы безошибочному (высокоточному) копированию.

Теперь давайте рассмотрим гипотезу Уилсона заново, но уже с учетом этих соображений, – возможно, нам удастся представить предполагаемый механизм обратной связи культурного драйва несколько подробнее (илл. 5).

Как показывают результаты турнира, при естественном отборе предпочтение получат те индивиды, у которых подражательное поведение окажется более эффективным, более точным и стратегически более верным, чем у других – либо демонстрирующих менее эффективное или менее точное подражание, либо полагающихся на несоциальное научение. В результате функциональные способности и связанные с ними структуры мозга должны развиться до такой степени, которая позволит усилить эффективность и точность подражания либо, как вариант, будет способствовать новаторству. Эволюция этих структур, в свою очередь, должна, скорее всего, привести в итоге к укрупнению размера мозга, а также усилить способность к новаторству и социальному научению, порождая ту самую обратную связь, которую предвидел Уилсон. Тогда возникает вопрос: какие именно функциональные способности мозга обеспечат такое усиление?

Самые очевидные кандидатуры здесь – системы восприятия. При отборе в пользу повышения точности подражания преимущество могло отдаваться, допустим, большей остроте зрения, если в результате наблюдатель получал возможность перенимать мелкомоторные движения (требующиеся при различных способах обработки пищи и т. п.) или проявлять сноровку при изготовлении орудий либо если увеличение зоркости и чуткости позволяло перенимать демонстрируемое поведение издалека. Беспозвоночные, в частности пчелы, бесспорно, способны к социальному научению, однако, для того чтобы повторять за другими, подражателю, как правило, необходимо находиться максимально близко к демонстратору, поскольку острота зрения у пчел невелика. Подражание издалека дает массу преимуществ – это и выбор из большего числа демонстраторов, и безопасность, и подсматривание у соперников и недругов, которые наблюдателя близко не подпустят. А если к отличному зрению добавится еще и тонкий слух, не только увеличится точность подражания, а и откроются новые возможности для того, чтобы учиться у других. Таким образом, у приматов должны были расширяться те области мозга, которые связаны с обработкой зрительных и слуховых сигналов, то есть должна была расти площадь зрительной и слуховой коры.

Однако подражание требует, помимо прочего, интеграции разных систем восприятия и перевода входящей информации от этих систем в поведенческие реакции. Подражание давно занимает умы и психологов, и специалистов в области когнитивной нейрофизиологии, поскольку разобраться с так называемой проблемой соответствия, то есть понять, как мозг преобразует восприятие наблюдаемого действия в его копию, воплощенную в движениях тела, до сих пор не удалось{502}. Чтобы перенять, например, способ выуживания насекомых, мозг наблюдателя должен преобразовать поток зрительной информации о том, как двигают руками и пальцами другие, в соответствующий исходящий результат, «прописывающий» движения мышц и суставов самого наблюдателя. Суть этой проблемы отчетливее всего проявляется в «перцептивно непрозрачных» действиях, например при копировании мимики, когда мы не видим ту часть собственного тела, которой выполняем действие. Поэтому отбор в пользу более искусного подражания вполне мог благоприятствовать эволюционному увеличению нейронных связей между зрительной и слуховой зонами коры мозга и соматосенсорной и моторной зонами.

В когнитивной психологии давно подчеркивается, что для эффективного подражания особь должна осознавать цели и действия того, кому она подражает{503}. А для этого требуется способность по-разному рассматривать и истолковывать предметы и явления окружающей среды и выстраивать альтернативные сценарии взаимодействия с ними, что, в свою очередь, включает способность учитывать точку зрения других особей. Способность признавать у других представления, желания, знания и осознавать, что они могут отличаться от наших собственных, обозначают, как уже говорилось, термином «модель психического состояния». Эффективное подражание с большой долей вероятности могло благоприятствовать эволюции и усилению способности вставать на чужую точку зрения – и соответственному развитию связанных с этим нейронных основ. Такие качества позволяют наблюдателю более эффективно осознавать цели и действия демонстратора, а «учителям» – понимать внутреннее состояние и возможности своих «учеников».

Чтобы при выборе моделей для подражания отдавать предпочтение тем особям, которые демонстрируют высокую результативность действий, животные должны быть способны оценивать отдачу, получаемую другими. И поступать как большинство они смогут только при умении определить, что так действует именно большинство{504}. Учитывая выгоды стратегического подражания, логично, что должен был возникнуть отбор в пользу необходимых для успешного применения стратегий вычислительных способностей. Стратегическое подражание должно было стимулировать эволюцию повышенного внимания или чуткости к окупаемости чужих поступков, частоте того или иного поведения в имеющейся выборке, стабильности и постоянству действий демонстраторов и так далее, а также развитие вычислительных способностей, позволяющих перерабатывать эту информацию в эффективные алгоритмы. Например, с точки зрения эволюции отметить, что шесть особей независимо друг от друга используют тот или иной набор действий, гораздо важнее, чем увидеть, что одна особь выполнила этот же набор действий шесть раз, поскольку первое наблюдение с большей вероятностью указывает на преобладание данного поведения в популяции{505}. Соответственно, в ходе отбора преимущество должно было отдаваться учету и подсчету количества особей, применяющих то или иное поведение, а не частоте применения его каждой особью{506}. Если говорить более обобщенно, то использование стратегического подражания требует эффективного принятия решений, которое предполагает преобразование потоков социальной и несоциальной информации в эффективное практическое правило действия, а затем определение путем расчета наиболее выгодного отклика. В таком случае у нас есть основания ожидать, что отбор в пользу эффективного социального научения усилит действенность всех форм научения, включая и способности к несоциальной его разновидности.

Итоги турнира стратегий социального научения наводят на мысль, что эффективные социальные ученики должны обладать способностью мысленного путешествия во времени. Оптимальный подражатель умеет, как и агенты победившей стратегии под названием ДИСКОНТ-АВТОМАТ, оглядываться в прошлое и опираться на уже зарекомендовавшие себя решения, учитывая, насколько каждое из них актуально, и отдавая предпочтение новейшим их вариантам. С равным успехом он умеет заглядывать в будущее и выстраивать в уме модели вероятных последствий повторения за другими, включающие возможные