Нелтье сделала, наверное, неожиданное открытие, что параметры несоциального научения, фиксировавшиеся при тестировании каждой особи, позволяют спрогнозировать, кто из птиц первой в своей социальной группе сумеет справиться с незнакомым заданием по добыче пищи. Иными словами, способности того или иного скворца к новаторству можно вычислить на основе предшествующих замеров способностей к научению. Интуиция, конечно, подсказывала, что особи-новаторы преуспеют и в научении, но мы были готовы к тому, что в действительности все окажется иначе. Мы не удивились бы, если бы с заданиями справились, допустим, исключительно доминирующие особи или если бы о новаторских склонностях лучше позволял судить страх перед новизной, а не способности к научению, поскольку робкие особи просто не стали бы контактировать с ящиком-головоломкой. Интуитивные предположения зачастую не оправдываются. Например, поначалу у Нелтье получалось, что структура внутригрупповых связей не дает возможности спрогнозировать распространение найденных решений, то есть вероятность что-то перенять не зависит от того, много ли времени птица проводит с тем, у кого учится. Это нас озадачило, тем более что, как свидетельствовали другие данные, какое-то подражание все же имело место{437}. Мы пришли к выводу, что перевеса в сторону научения у ближайших контактов не возникает, возможно, потому, что в условиях неволи, когда птицы содержатся в замкнутых вольерах, они и так постоянно наблюдают всех представителей своей группы и благополучно учатся друг у друга. Распространение по сетям близких контактов вероятнее в более крупных группах, живущих в естественной среде, – и в популяциях диких птиц эта гипотеза подтвердилась{438}. Но когда мы разработали более мощный статистический инструмент для выявления социальной передачи по сетям внутригрупповых связей (анализ распространения по внутригрупповым сетям{439}) и проанализировали заново полученные Нелтье данные о скворцах, выяснилось, что птицы все-таки учатся у тех, с кем больше всего контактируют. С помощью этих же инструментов впоследствии выявлялось распределение по сетям контактов у других птиц, а также у китов, колюшек и приматов{440}.

Как показывает мой собственный опыт, в способность приматов и птиц к новаторству готовы поверить гораздо больше людей, чем в наличие такой способности у рыб. Но, как мы уже убедились, рыбы хорошо обучаются, и на их модели очень удобно изучать различные составляющие социального поведения. Кроме того, с рыбами можно проводить те виды экспериментов, которые практически неприменимы к представителям таксонов с более развитым мозгом, например приматам. Это относится и к экспериментальному исследованию новаторства. Ведь если новатора определяют как первого представителя популяции, сумевшего справиться с задачей, то исследователю, чтобы выявить устойчивые модели новаторства, придется изучить немало разных популяций. Допустим, исследователь предлагает незнакомое задание на добычу пищи популяции бабуинов, и первым с ним справляется двухлетний субдоминантный самец. Что из этого вытекает? Исследователь не вправе заключить, что новаторами обычно становятся молодые субдоминантные самцы, поскольку совершенно не обязательно успех данного новатора обусловлен именно этими его свойствами. Исследователь должен предложить то же задание множеству других популяций бабуинов – только тогда начнут вырисовываться подлинные факторы новаторства. Если исследователь обнаружит, например, что первыми задание из раза в раз выполняют именно субдоминантные самцы, у него появятся основания заподозрить причинно-следственную связь между новаторством и социальным рангом, тогда как остальные характеристики новатора этой связи могут и не иметь. Проблема в том, что ни один профессиональный исследователь поведения животных не располагает необходимыми ресурсами, чтобы формировать и изучать популяции бабуинов в достаточном для надежных выводов количестве, поэтому такой эксперимент не получится поставить не только с бабуинами, но и, если на то пошло, с приматами любого другого вида. А вот популяций мелких аквариумных рыбок можно сформировать сколько угодно – и в таком эксперименте они окажутся в своей стихии.

Вместе с другим моим аспирантом из Кембриджского университета, уже упомянутым Саймоном Ридером (теперь он в Университете Макгилла), мы поселили в лабораторных аквариумах много популяций мелкой тропической рыбки гуппи{441} и поставили перед ними задачу искать корм с преодолением незнакомого лабиринта. Этот лабиринт включал одну или несколько перегородок с небольшими отверстиями либо отсеками, сквозь которые рыбам необходимо было проплыть, чтобы найти источник корма{442}. Новатором в каждой популяции признавалась та особь, которая сумеет первой пройти лабиринт и съесть корм{443}. Популяций у нас было 69, на каждую приходилось примерно по 16 особей, тщательно отобранных, чтобы обеспечивать необходимые вариации в половой принадлежности, размерах, а также степени голода. В ходе эксперимента предполагалось установить, будет ли какая-то из этих характеристик устойчиво наблюдаться у новаторов.

Устойчивые факторы действительно обнаружились. Новаторами оказывались скорее самки, чем самцы; скорее недоедающие особи, чем сытые; и скорее мелкие, чем крупные{444}. Этот расклад не был артефактом различий в активности или скорости передвижения – способность к нестандартному поведению демонстрировали вовсе не самые активные (поскольку самцы активнее самок) и не самые быстрые (поскольку крупные особи плавают быстрее мелких){445}. Результат объясняется именно разницей в побудительных мотивах. Успешных первопроходцев лабиринта побуждал искать новые пути к источнику пищи либо голод, либо метаболические затраты на рост, либо беременность. У мелких особей метаболические затраты выше: они должны стремительно догонять остальных в размерах и потому вынуждены кормиться чаще, чем более крупные{446}. Поскольку гуппи относятся к живородящим, у самок довольно много времени занимает беременность, предъявляющая суровые требования к пополнению энергии. Как показали другие наши эксперименты, когда тестирование проводится на неполовозрелых особях, пол исчезает из перечня факторов успеха при добыче корма{447}. Новаторством здесь движет не ум или способности, а мотивация. Рыбы обычно неохотно заплывают в незнакомые щели или темные закоулки, ведь там могут скрываться хищники. Чем голоднее особь, тем выше вероятность, что она рискнет поискать новые способы добраться до пищи.

Продолжая выяснять, как мотивационное состояние влияет на новаторство, мы провели еще один эксперимент с гуппи, на этот раз задавшись целью проверить связь между прежними успехами в добыче корма и новаторством в этом же занятии{448}. Две недели изо дня в день во время кормления рыб мы выдавали им единовременно одну дозу корма, так чтобы каждую порцию могла захватить какая-нибудь особь, и тем самым создавали ощутимую вариативность успеха при добыче пищи{449}. Мы подсчитали точное количество единиц корма, употребленных каждой особью за две недели, а также взвесили каждую рыбу перед экспериментом и после него. Затем всем популяциям было предложено три незнакомых лабиринта, и мы записывали, сколько времени у каждой гуппи уйдет на их преодоление. Мы предполагали, что проигравшие (те, кто набрал минимум веса и добыл меньше всего корма), столкнувшись с новой задачей по добыче пищи, будут проявлять изобретательность с большей вероятностью, чем преуспевшие. Именно так и вышло – у самцов. У них время выполнения задания коррелировало и с набором веса, и с числом поглощенных единиц корма. У самок же такая корреляция не наблюдалась, притом что с самим заданием они справились хорошо. У самок гуппи мотивация к выполнению заданий на добычу пищи оказывалась намного выше, чем у самцов, независимо от прежних успехов на этом поприще.

Разъяснить эти результаты помогает эволюционная теория. У многих животных самки вкладываются в развитие потомства больше, чем самцы. Эта разница во вложениях означает, что самцы, интенсивно спариваясь в стремлении оставить как можно больше потомства, практически ничего не теряют, тогда как самкам приходится быть осторожнее и разборчивее. Данное различие между полами известно как принцип Бейтмана – в честь открывшего его Ангуса Бейтмана{450}. В действительности все немного сложнее, и теперь нам известны разные факторы, от которых зависят разборчивость и неразборчивость в половых связях{451}, особенно у людей{452}. Тем не менее у многих животных репродуктивный успех самок ограничен в первую очередь доступом к пищевым ресурсам, а у самцов зависит от количества найденных половых партнерш{453}. Для гуппи это весьма актуально, поскольку живородящим самкам требуется вкладывать огромное количество сил и ресурсов в развитие потомства. По этой причине приспособленность у самок зависит от успеха в поисках качественной пищи гораздо больше, чем у самцов{454}. Чем больше самки гуппи едят, тем больше они производят икры и тем больше рождается мальков{455}. Спариться для самки зачастую не так важно, поскольку они умеют хранить несколько недель сперму от предыдущего спаривания. Значительную часть времени им требуется пища, а не половой партнер. Именно поэтому