Мужчина — как позже узнал Маркус, бывший учитель английского языка по имени Аллен Брубейкер — и его жена Лорен слушали гостя с напряженным вниманием. И хотя он заметил несколько скептических взглядов, которыми обменялись супруги, чувствовалось, что они ему верят. Когда Маркус закончил, Аллен откинулся на спинку стула.

— Ничего себе история, мистер Уильямс. Но я тебе верю. До меня доходили кое-какие слухи, и у меня возникли собственные подозрения. Если честно, большинство из жителей округи знают, что здесь что-то происходит. И дело не только в том, что шериф прикончил несколько преступников. Здесь что-то гораздо более серьезное. Но мы старались этого не замечать — наверное, из-за страха. — Аллен покачал головой. — И, быть может, мы оставались слепы так долго, что перестали даже пытаться увидеть. Или видим только то, что хотим. Не знаю. Но я слышал, что шериф и его люди затыкают рты таким, как мы, чтобы сохранить свои секреты. Может, ты был прав, когда сказал, что нам лучше ничего не знать? Может, мы вкусили от древа познания и теперь нас изгонят из рая? И все же, как сказал Эдмунд Берк[8], «для торжества зла достаточно, чтобы хорошие люди бездействовали». А я не из тех, кто стоит в стороне и ничего не предпринимает.

Аллен повернулся к жене.

— Разбуди детей, Лорен. Мы отправляемся на небольшую автомобильную прогулку.

Акерман положил револьвер на стол. Алиса Ричардс с ужасом посмотрела на перепуганных детей, но постаралась безмолвно внушить им, что все будет хорошо. Однако ей, увы, не удалось скрыть свой собственный страх. Оружие, с которым она совсем недавно связывала надежды на спасение, теперь могло стать инструментом их убийства. Она уже не знала, чего боялась больше: быть просто застреленной или стать невольной участницей непонятной и извращенной игры. Сдерживая слезы, она спросила:

— Чего вы от нас хотите?

— Я же сказал, — ответил Акерман. — Я хочу сыграть. Если ты будешь строго следовать моим правилам и не попытаешься меня обмануть, я позволю тебе и детям увидеть рассвет нового дня. Но если нарушишь хоть одно правило… — Акерман достал из-под стола другую руку, в которой держал большой нож. Затем положил нож на стол рядом с револьвером. — Так ты согласна на мои условия?

— А разве у меня есть выбор? — Ей хотелось плюнуть ему в лицо, но она понимала, что от этого не будет никакого толку. Она предпочла бы плеснуть ему в лицо кипятком, или поджечь на нем одежду, или сбить его машиной. Но ей придется сыграть в его игру. Она сделает все необходимое, чтобы спасти детей.

Акерман кивнул.

— Выбор есть всегда, но я полагаю, что тебе едва ли понравятся другие варианты. Игра — моя версия русской рулетки. Уверен, ты о ней слышала. Правила такие. В револьвере будет только один патрон. Я заряжу его в барабан, а барабан раскручу. Затем мы по очереди станем спускать курок, приставив ствол к голове. Когда очередь дойдет до детей, ты направишь на них ствол и нажмешь на спуск. Мы продолжим делать это до тех пор, пока один из нас не погибнет. Трое оставшихся игроков останутся в живых. Если тебе или одному из детей не повезет, я отпущу оставшихся. В любом случае, если ты будешь соблюдать правила, как минимум два члена твоей семьи переживут эту ночь. К тому же шансы один к четырем, что пулю схлопочу я.

Алиса слышала слова, которые произносил этот человек, но пребывала в полнейшем шоке от их смысла. Он не собирался убивать ее или детей. Он хотел, чтобы они убили себя сами.

— Вы сумасшедший, и наступит день, когда вы за все заплатите! Гореть вам в аду.

На этот раз она все-таки плюнула в него, и хотя это был жалкий жест с ее стороны, она почувствовала себя чуть лучше.

Акерман стер плевок с лица и сказал:

— Возможно, ты права. И, вероятно, я скоро это узнаю. В любом случае ты сыграешь в мою игру. Ты согласна с правилами?

— Да.

— Отлично. Начнем.

Акерман взял револьвер, и хотя держал его ниже поверхности стола, так что Алиса не могла его видеть, она заметила, как он достал из кармана один патрон и поднес его к оружию. От пугающего звука вращающегося барабана у нее появилось чувство, что она умерла еще там, в коридоре, а теперь стала участницей какого-то популярного в аду игрового шоу. Может, Лукас был прав, когда сказал, что к нему в комнату проникло призрачное чудовище? Может, Акерман был не просто сумасшедшим, а самим злом во плоти, ожившим монстром, являвшимся людям по ночам?

Акерман подтолкнул оружие по поверхности стола, и оно остановилось точно напротив нее.

— Твой ход первый, — сказал он.

Алиса задрожала всем телом. Ей представился шанс, и она знала, что другого не будет. Нужно действовать. Она протянула руку и несколько секунд смотрела на револьвер, прежде чем его взять. От него исходило необъяснимое сияние, что было, по всей видимости, последствием полученного ею удара по голове.

Сделай это. Сделай немедленно. И она это сделала. Схватила револьвер, но нацелила его не себе в висок, а навела на человека, проникшего в ее дом, убившего ее мужа, а теперь принуждавшего ее совершить детоубийство, человека, осквернившего ее святая святых.

Она нажала на спуск. Нажимала на него снова и снова. Повторила это движение в быстрой последовательности и почувствовала нахлынувшую волну беспомощности, когда поняла, что револьвер не заряжен. Он знал, как она поступит. И теперь она нарушила правила.

Акерман поднялся из-за стола, небрежной походкой прошел к его противоположному концу, где в шоке и отчаянии сидела Алиса, протянул руку и забрал у нее револьвер, а потом ударил по лицу тыльной стороной ладони. От удара шок у нее прошел, но его сменил гораздо более ощутимый страх.

Что я наделала? Я потратила наш единственный шанс на спасение. Если бы я играла по правилам, был бы один шанс к четырем, что пуля достанется именно Акерману. А теперь надеяться не на что.

Он вернулся на свое место за столом, вздохнул, протянул руку и взял нож.

Шериф сидел, прислонившись головой к пассажирскому окну патрульного автомобиля. Потом повернулся и посмотрел на Льюиса Фостера. Тот застыл за рулем в напряженной позе, с ничего не выражающим взглядом. Всегда образцовый солдат. Когда он снова посмотрел в окно на проносившийся мимо пейзаж, все его сомнения и страхи вернулись.

Ему хотелось ударить по чему-нибудь кулаком и зарыдать, но в компании подчиненных приходилось держаться со спокойной невозмутимостью. Они не должны увидеть его сомнений. Он считал это важным качеством хорошего командира, но от этого не чувствовал себя менее скованным и похожим на робота.

Акерман сбежал. Маркус оставался на свободе. Он боялся, что события скоро окончательно выйдут из-под контроля. Но поезд еще не сошел с рельсов. Я еще способен все исправить и выполнить свою миссию.