– Неужели не знаете?

Фрэнки не испытала и намека на желание огрызнуться в ответ и, сама себе удивившись, рассмеялась. Протянув руку за недавно откупоренной бутылкой вина, она наполнила свой бокал и сделала глоток, наслаждаясь густым ягодным ароматом, ощущая на языке колючий табачный привкус.

– Не знаю, расскажите.

– Это момент перед закатом, когда весь город залит золотым светом. Художники, фотографы, да и вообще все, кого ни спроси, считают, что Венеция в это время красивее, чем когда-либо.

От Фрэнки не ускользнул ее тон.

– Но вы не согласны?

Та пожала плечами:

– Я предпочитаю синий час.

– Вы что, их выдумываете? – не сдержавшись, спросила Фрэнки.

Гилли усмехнулась, одним глотком осушила бокал.

– Покажу вам как-нибудь. И сами все поймете.

Вскоре после этого Джек и Леонард ушли, уверяя, что совершенно выбились из сил. Фрэнки пробыла еще с час, пока Гилли не отвлеклась на разговор за соседним столиком, где расположилась компания молодых, не старше тридцати, итальянцев и испанцев, кипуче объяснявшихся друг с другом на языке ломаных фраз и порывистых жестов. Несколько минут Фрэнки молча наблюдала за ними, любуясь неуемной энергией молодых, вспоминая времена, когда и сама была похожей на них, пусть и не такой беззаботной, не такой жизнерадостной. Взросление во время войны не проходит даром. Оставляет след, меняет взгляд на вещи. Фрэнки вздрогнула. И тут же поняла, что пора отправляться домой – ее уже понемногу окутывала мрачная тревога, какую она нередко испытывала, когда из головы выветривался хмельной дурман. Она собралась было попрощаться с Гилли, но та оказалась слишком увлечена беседой. Молодой человек, сидевший рядом, протянул ей очередной бокал вина, который она приняла, пылая румянцем. Фрэнки тихо поднялась и вышла.

Солнце клонилось к закату. Она заторопилась – надо добраться до темноты. Поднявшись на мост, которого никогда не видела прежде, она ненадолго замерла среди стремительно густеющих сумерек. Ухватилась за парапет, до того ледяной, что свело ладони.

– Фрэнсис! Подождите!

Она обернулась и увидела Гилли, бежавшую за ней следом с туфлями в руках. И, содрогнувшись от одной мысли о грязных, стылых булыжниках под ногами, велела:

– Обуйтесь немедленно.

– Подождите! – снова крикнула девушка, хотя Фрэнки и не думала двигаться с места.

– Ну что еще? – спросила она, мечтая лишь об одном – поскорее окунуться в горячую ванну, а потом забраться с грелкой в постель.

– Ладно вам, не сердитесь. – Приблизившись, Гилли взяла ее за руку и потянула вперед, в ту же сторону, куда Фрэнки и направлялась до этого. – Успеем домой до отбоя, обещаю. А пока хочу вам кое-что показать.

– Что?

Не выпуская ее руки, Гилли, по-прежнему босая, молча двинулась вперед.

– Осталось чуть-чуть, – то и дело бормотала она, переходя очередной мост. Фрэнки не сопротивлялась, покорно сворачивая следом за ней в полузнакомые переулки, на совершенно незнакомые улицы.

Наконец Гилли остановилась на деревянном мосту, необыкновенно круто изгибавшемся над водой. Широкий канал тянулся вдаль, открывая вид на лагуну и здания по обе стороны. Фрэнки с удивлением поняла, что никогда прежде не замечала этого места.

– Вот, – сказала Гилли. – Смотрите.

– Куда? – сердито переспросила она.

Гилли не ответила, но ответа и не требовалось – Фрэнки уже поняла, ради чего они здесь. На мир выплеснулась густая синева, в которой окна домов и уличные фонари сияли до того таинственно, что казались отблесками иных миров. Фрэнки вдруг вспомнила о матери, которая любила повторять, что еще совсем малышкой видела фею, самую настоящую – та пролетела мимо, окруженная диковинным, сверкающим ореолом. В юности Фрэнки лишь закатывала глаза, мол, опять мама болтает глупости, а теперь неожиданно поняла, как хочется порой поверить в волшебство, в эфемерные материи, недоступные глазу. Стоя на мосту, они молчали, вбирая глазами пейзаж.

Бог знает, сколько времени прошло в тишине, пока оттенки синего сменяли друг друга, становясь раз от раза темнее. Когда Гилли заговорила, голос ее звучал тише обычного.

– В это время года особенно ценно застать синий час.

Фрэнки бросила на нее вопросительный взгляд:

– Почему?

– Обычно вечерами опускается туман, ничего не разглядишь, – повернувшись к ней, ответила Гилли. – Вы приносите удачу, Фрэнсис.

Та едва не фыркнула, но все же сдержалась, и Гилли улыбнулась в ответ, будто знала, насколько трудно ей было смолчать, не высмеять столь бесстыдную сентиментальность. Они так и стояли рядом, соприкасаясь плечами, среди густеющей синевы, пока та не померкла окончательно, не растворилась во тьме без следа.

У Фрэнки перехватило дыхание.

– Так как? – спросила Гилли. – Что скажете?

– О чем?

– О Венеции. – Девушка раскинула руки в стороны. – Теперь вы ее полюбили?

Фрэнки не ответила, не нашла слов, которые могли бы передать, что за чувства теснились у нее в груди, поэтому лишь кивнула, и они вместе направились к палаццо.

Она не приглашала Гилли зайти, приглашение и не требовалось. Наверное, помогло вино, а может, магия синего часа; так или иначе, между ними установилась тесная связь, какую Фрэнки нечасто доводилось ощущать с кем бы то ни было.

Едва зайдя в палаццо, она принялась разводить огонь, только теперь ощущая, как продрогла, как ноют пальцы ног, как липнет к телу одежда, пропитанная осенней моросью от подгонявшего их на обратном пути влажного ветра. Гилли направилась к бару, щедро плеснула виски в два стакана. Устроившись на диване, они молча слушали, как стучит по огромным окнам дождь, который теперь лил вовсю. Гилли взяла покрывало, укутала их обеих.

– Фрэнсис?

– Да?

– Это один из лучших вечеров в моей жизни.

– Глупости.

Они снова погрузились в уютное молчание, от которого тело Фрэнки с каждой минутой тяжелело, веки опускались. Уловив сопение Гилли, она заставила себя на мгновение открыть глаза, переставить еще почти полные стаканы на столик.

– Честно говоря, – начала Фрэнки, осознав, что девушка задремала, – я жалею, что в молодости не была такой, как вы.

– М-м, – сонно отозвалась та.

– Такой же бесстрашной, – прошептала Фрэнки.

Гилли подняла на нее взгляд настолько мутный, что оставалось лишь гадать, спит она или бодрствует.

– Вы серьезно, Фрэнсис? Правда? – пробормотала она.

– Разумеется, правда, несносная ты девчонка. Спи.

На следующее утро Фрэнки проснулась с ноющим чувством, будто случилась какая-то беда. Почему так тихо? – подумала она, открывая глаза. Стояла странная, непроницаемая тишина, до того оглушительная, что звенело в ушах и покалывало кожу. Фрэнки встала, обвела взглядом гостиную, посмотрела на спящую Гилли, грудь которой едва заметно вздымалась и опадала, на камин, огонь в котором давно погас. С виду все было в порядке.