– Ну, увидите вы ее, и что с того?

– Я сделаю ее жизнь невыносимой, – хищно сказала Дампи, – эта красавица будет бежать из дворца так, что туфли на ходу потеряет.

– А вы коварная женщина, – Мариу с усмешкой тоже принялся чистить яйцо.

– Я все еще люблю этого идиота, который объявил меня преступницей, – проворчала Дампи, – впрочем, давайте с вами обсудим, что будем дальше делать. Можно попробовать сегодня вечером выйти в астрал, как вы на это смотрите? Хотя бы попробовать?

– Можно. Это можно.

– Если пройдете в астрал, мне останется доработать еще кое-что.

– И-и?

– Вашу способность выходить из тела и в него возвращаться. Готова поспорить, ваш магистр для такого вас не готовил.

– Видимо, ему это не было нужно, – заметил Мариус, – а вы-то откуда все это знаете?

Энола улыбнулась, и внезапно ее улыбка оказалась мягкой, мечтательной.

– Я наследственный артефактор. Моя семья занималась этим много столетий. Даже до того, как грянула та магическая война. Ну и накопилось изрядно знаний. Это очень легко, двигаться вперед, когда дорожка уже проторена, согласны?

Мариус вздохнул. Он, конечно, был с этим всем согласен. Но существование проторенной дорожки не отменяло выдающихся способностей самой Дампи. Если бы она хотела быть королевой, наверняка уже бы стала. Или же… попытка влиять на короля все же принадлежала ей?

– Поедем, куплю вам новое платье, – предложил Мариус, обрывая собственные мысли.

Пока что ему не хотелось думать о том, виновата ли Энола в самом деле. Помогает ему – и ладно. Надо победить магистра, а уж там будет видно, что делать с ниатой-артефактором.

***

Во дворец они попали ко времени, хвала Пастырю. Мариус мысленно проклинал тот миг, когда согласился ассистировать Эноле с подбором платья, потому что, прежде чем она его купила – насыщенного синего цвета, с вызывающе-глубоким декольте, с вышитыми по лифу легкомысленными цветочками – они обошли с десяток магазинов и примерили не меньше двух десятков платьев. И каждый раз Энола подходила к зеркалу, придирчиво осматривала себя и кривилась, было видно, что ей неловко и непривычно с этой личиной смазливой девчонки, и что привыкла она к себе совсем другой – взрослой и серьезной. Но, в итоге, платье все-таки было куплено. А Мариус ничего себе покупать не стал, подумав, что и так сойдет. В конце концов, не он же женится, а на то, что подумает о нем королевская невеста, ему сугубо наплевать.

И вот, наконец, они входили под высокие своды дворца. Рука Энолы, что лежала на предплечье, заметно подрагивала, и Мариус даже начал жалеть о том, что согласился взять ее с собой. Выдаст себя, как пить дать, выдаст. На ее шее не было артефакта личины, и Мариус невольно задумался, куда она его спрятала. Упаси Пастырь, еще потеряет.

– Обещайте мне, – тихо сказал он, – что будете вести себя спокойно, что бы ни случилось.

Энола взметнула на него горестный взгляд. Выглядела она совсем как обиженная воспитанница пансиона – такая юная, такая ранимая. И тонкие морщинки снова проступили сквозь личину.

– Я ничем себя не выдам, – прошептала она, – хоть мне и тяжело.

– Флодрет говорил, что вы были согласны играть роль фаворитки, – он сделал вид, что поправляет выбившийся из прически золотистый локон.

Ответом была кислая улыбка.

– Ох, Мариус… тогда я почему-то думала, что все будет просто, что я… переживу как-нибудь. А оказалось, что непросто, и что так больно…

Он ободряюще пожал ее руку, которая под личиной ощущалась гораздо крупнее.

Пошли дальше. Как понял Мариус, прием был рассчитан на небольшое количество придворных, по крайней мере, пока что по залам их было не много. Потом они столкнулись с Фаэром.

– А, магистр, и вы здесь?

Раскланялись.

– Его величество никому еще невесту свою не показал, – мерзко ухмыльнулся Фаэр, – мне вот тоже любопытно, кого это он решил осчастливить. Да, я тоже еще не видел. Надеюсь, нашу беглую ниату Дампи сердечный приступ хватит, когда новости до нее дойдут.

– А кто это? Кто это, дорогой? – пропищала Энола, хлопая ресницами и складывая губы бантиком.

Фаэр смерил ее прохладным и равнодушным взглядом и не счел нужным отвечать. Скорее всего, в его глазах очередная девка магистра была всего лишь очередной куклой для всякого рода игр.

– Вы позволите? – Мариус мягко отодвинул Фаэра в сторону. – Мы пойдем. Дорогая, идем, я поищу для тебя лимонад…

– Все там, идите, магистр, идите, – Фаэр махнул рукой и пошел дальше.

– Гаденыш, – пробормотала Энола и крепче ухватилась за руку Мариуса.

Между тем все постепенно собирались в большом зале, где и до этого устраивались торжественные приемы. Мариус с Энолой тоже подошли, стали чуть в стороне, у окна. Энола сжимала в руках пустой стакан от лимонада и то и дело бросала взгляды на закрытые двери в противоположном конце зала. Затравленные такие взгляды, как у зверька, которого охотники загнали в угол. Ее хотелось как-то поддержать. Мариус понимал, отчего ей так плохо. Ему и самому ни разу не было хорошо – с тех пор, как оставил Альку во дворце Сантора. Он молча положил руку ей на плечо. Горячие пальцы Энолы нашли его и легонько пожали.

– Ничего, со мной все хорошо, – выдохнула она. – Спасибо.

Она хотела еще что-то добавить, но ровно в этот миг появился секретарь и объявил:

– Его величество Орвил Дей Флодрет и его невеста!

Мариус с любопытством посмотрел на двери, которые нарочито-медленно отворялись. В самом деле, что за секреты? Что там за девушка, которую Флодрет решил сделать своей королевой?

Сперва в зал шагнул король. Мариус скользнул по нему взглядом, и внезапно понял, что его величество непривычно взволнован и чем-то раздражен. А потом на свет из полумрака коридора выплыла и невеста – в прекрасном светлом платье, в великолепных жемчугах.

«Хороша, – мелькнула мысль, словно серебристая рыбка в пруду, – губа не дура у Флодрета».

Он посмотрел в лицо королевской невесте, и в тот же миг почувствовал, как пол уходит из-под ног.

Первым порывом было – шагнуть вперед, сделать что-то… прекратить этот фарс.

Ведь это же… не может быть правдой, нет?

Остолбенев, Мариус стоял и просто смотрел. На свою любимую Птичку, такую нежную, такую прекрасную и такую родную. И ее рука почему-то – он все не мог понять почему – лежала в руке другого мужчины. Короля.

В груди сделалось невыносимо жарко и больно. Магия, просачиваясь из резерва, текла по рукам, вниз, к пальцам, чтобы сорваться смертоносным заклинанием и испепелить здесь всех и вся. А он смотрел – и не мог оторваться, не мог взгляда отвести. Пульс жахал в висках с устрашающей скоростью.