Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мы быстро, да, Кать? — шепчу я, выходя и врезаясь снова в податливую упругость, — а потом овсянку… Да? Да?
— Да-а-а… — стонет она, послушно выгибаясь еще сильнее, делая угол проникновения больше, острее, — боже… Да…
От ее податливости я схожу с ума, сжимаю сильнее, фиксируя так, чтоб вообще не могла двинуться, и скольжу, быстро и грубовато, вперед и назад, умирая от сладости ощущений.
Не могу перестать целовать ее мокрый висок, скулу повернутого ко мне лица, жадно облизываю, словно зверь свою самку, что-то бормочу, уже не соображая толком, что именно, да и не важно это. Важно, что мы с ней полностью совпадаем. Во всем. Это куда круче, чем было с Инессой, а уж там-то я думал, что все идеально…
Но идеально — сейчас.
С моей скромной и горячей лаборанточкой…
Которая кончает раньше меня!
Не успеваю подхватить, ощущаю, как сжимается вокруг меня, жадно и неистово, стонет так жалобно, словно я ей больно делаю, а мне от этих стонов еще кайфовей! Именно они, кажется, и выталкивают за грань реальности. Следом за ней.
Едва успеваю сориентироваться и выйти, буквально в последнюю секунду.
Тело скручивает такой офигенно сильной судорогой оргазма, что еле сдерживаюсь, чтоб тоже не застонать, и пару минут после лежу без сил, полностью придавив беспомощную девчонку к матрасу.
Она приходит в себя первая, принимается чуть заметно возиться подо мной, стыдливо выворачиваться, но я не пускаю. Так хорошо мне, так круто… Всю жизнь бы так провел… На ней. С ней.
— Ник… — шепчет она, — мне тяжело чуть-чуть…
Спохватываюсь, переворачиваю нас обоих, устраиваю ее на себе, все еще не имея сил разомкнуть руки.
Катя упирается ладонями мне в грудь, смотрит, тяжело и взволнованно дыша. Глаза все еще подернуты поволокой недавнего кайфа, губки припухшие. Офигенная красотка. Увидел бы кто ее в институте такую, очередь в лабораторию Бехтеревой стояла бы от вахты на входе. А то и с улицы начиналась.
Хорошо, что Катя одевается чучелом и ни на кого не смотрит. Правильно делает. Только я. Только на меня!
— Овсянка… — шепчет она, припоминая, зачем, собственно, подошла ко мне с утра, я улыбаюсь и тянусь к губам, пробую на вкус, мягко и аккуратно:
— Это вкуснее…
— Этим сыт не будешь…
— Не скажи… Давай проверим?
— Ник… Мы же только что…
— Ну так эксперимент требует дополнительного фактического подтверждения… Практических исследований…
— Но овсянка же…
— Плевать…
— И выставка ВДНХ…
Черт…
Похрен на овсянку, но выставка — это серьезно.
Она вчера сильно на нее завелась, надо сводить. Да и пугать девчонку, сходу затрахивая до полуобморока, тоже не айс. Кто его знает, что у нее в голове ее слишком умной? Если так сильно работой дорожит, то явно не рада будет, что я ее все время в кровать буду тянуть и мешать образовываться.
А я не хочу мешать.
Наоборот, помогаю.
Вон, даже трахались под лекцию какого-то профа по органическим соединениям.
Так что, как бы ни хотелось продолжить, надо чуть-чуть притормозить. А лишнюю энергию…
— У вас здесь есть тренажёры? — уточняю я.
— Есть, в соседнем дворе, — отвечает Катя, чуть удивленно вскинув брови.
— Дай мне полчаса, — опрокидываю ее обратно на спину, нависаю, разглядываю.
Нет, все же нереально вкусная.
— Может… ну ее, выставку? — наудачу кидаю предложение. И подкрепляю его легким движением бедер, показывая, как круто мы можем провести время.
Но Катя тут же принимается хмуриться и делает это до того мило, что ничего не остается, только уступить…
— Грей овсянку, — отжавшись на руках, рывком встаю, натягиваю спортивки и толстовку, ищу носки, короче, собираюсь. — Я скоро.
Бросаю взгляд на нее, все еще лежащую на кровати.
Халатик я, похоже, убил все-таки… Но туда ему и дорога. Куплю ей новый.
На мгновение в голове картинка, как Катя будет смотреться в чем-нибудь дико сексуальном.
Член дергается, рычу с досадой и топаю на выход.
Пусть Мот меня и не гоняет сегодня, но я, похоже, полный круг сделаю и без его присмотра. Надо же хоть чуть-чуть напряг сбросить.
Глава 27
Глава 27
Серьезно попрыгав на не особо разбитой, что удивительно для такого района, спортивной площадке и чуть-чуть утихомирив зверя внутри, возвращаюсь обратно. С порога обдает запахом кофе и каши, невероятно уютным и даже родным.
Смотрю на Катю, помешивающую в кастрюльке овсянку. Она переоделась, теперь в обтягивающих домашних штанишках и широкой майке. Такая классная, что слюни текут.
Подхожу сзади, обнимаю, чуть даю волю рукам, щедро лапая то, что мне принадлежит. А мне принадлежит все. Вообще ВСЕ. Все мое! Кайф какой!
Тяну воздух у розового ушка, спрятанного в волосах, и чуть ли не рычу от возбуждения. Нифига спорт не помог! Хочу ее, сил нет, как!
— Катя… — хриплю я, втискивая в себя аккуратную попку, — пошли в комнату, а? Ну пошли…
— С ума сошел, — бормочет она, неловко пытясь выкарабкаться из моих рук, — в третий раз кашу грею уже… И кофе давно остыл…
— Похрен на кофе… Кать… Хочу тебя… — чуть толкаюсь в нее бедрами, кусаю за шею, уже вполне серьезно, но Катя сопротивляется, вцепляется в мои запястья в тщетной попытке прекратить нападение.
— Ник… Ну ты что? Ну, кофе… Ай!
Последний возглас звучит жалко и горячо, и я только усиливаю напор пальцев, уже забравшихся под резинку штанишек и попавших прямо туда, куда нужно.
Она обжигающе влажная, и я, поняв, что все это время меня тупо наебывали с капризами и совершенно неактуальной заменой секса на кофе, рычу уже раздраженно и рывком дергаю Катю к себе, второй рукой стягивая с задницы легкие домашние штаны.
Она тут же, словно только этого и ждала, прогибается в пояснице и , в противовес своим же действиям, стонет обиженно:
— Ни-и-и-к… Ну ты что-о-о?..