А ведь ребята погибли, не увидев даже этого. Им полная чудес община запомнилась унылым подвалом, спальниками на голом полу, зеленым пятном стадиона и зубоврачебным креслом, по сути, оказавшимся пыточным. И это – микроскопическая часть мертвого города, что уж говорить о целом мире, таком же бескрайнем и загадочном, как и мерцающие россыпи в ночном небе.

«Львы» расселись вдоль бортов, из-за чего пленник мог видеть серо-зеленое мельтешение по бокам, но даже бешеный калейдоскоп за сеткой показался проходом в сказочный мир, где вроде бы все – привычное, обыденное, но вместе с тем – иное, чужеродное, манящее и пугающее одновременно.

Центральные улицы запрудили машины – на велосипеде не проедешь, какая там буханка. Краб с одобрения Фельде свернул на окраины, и даже без волшебной сыворотки Герман заметил бы, как напряглись разведчики, нахмурились, сжали рукоятки. УАЗ покатил вдоль железной дороги: справа – массив гаражей, слева – бескрайние поля, заросшие пшеницей, с виду здоровой и сочной, на деле неотличимой от крашеного пластика.

«Весь мир – как эти поля, – пронеслось в голове. – Ни живой, ни мертвый. И люди в нем такие же – все барахтаются и возрождают старые порядки, не понимая, что обустраивают быт в склепе».

– Смотрите. – Радист сбавил скорость и указал на проплешину такого размера, что хоть в футбол играй.

Трава была смята и местами вырвана, тут и там зияли вспоротые пласты чернозема. Сложно было представить, сколько тварей валялись, рыли землю и предавались диким игрищам, прежде чем откочевать на новую лежку – поближе к двуногой добыче.

– Лежбище, – шепнул Марк. – Тормози.

– Хреновая это идея, начальник, – выдохнул Банан. – А если гады рядом?

– Они всегда рядом. – Врач распахнул дверцу. – А скоро будут еще ближе.

Замершая буханка казалась космическим кораблем, севшим на враждебную планету. Хотя, если дела пойдут тем же руслом, это сравнение превратится из красного словца в суровую реальность, а бывшие аборигены примерят роль пришельцев, безропотно взирающих на становление истинных хозяев мира.

Храбрые десантники окружили челнок, упали на колени, направив стволы на молчаливые пустыри и лабиринты кирпичных усыпальниц. Как парень ни вслушивался, так и не уловил ничего, кроме гула движка, скрипа снаряги и барабанного боя сердец. На сотни метров вокруг не было ни единого живого существа, но остановка посреди покинутых земель, где и ветер – редкий гость, растягивала нервы до струнного звона. Хотелось послать все на три буквы, забиться в машину и надеяться, что пара миллиметров сплетенного металла спасет от сотен когтей и клыков.

Сравнение со звездолетом вышло уместным по еще одной причине – в такой дали от дома парень ощущал себя космонавтом на Луне, с той лишь разницей, что на изрытом кратерами спутнике нет никого, кто отобедал бы дерзким чужаком. И только Марк с бесстрашием прирожденного исследователя бродил среди рытвин и щупал примятую траву.

– Круто ты Майора отделал, – шепнула Карина, повесив СКС на плечо.

Эти слова удивили парня больше, чем все, произошедшее с утра.

– Че так базаришь? Он же твой пахан.

Снайперша свела тонкие бровки:

– Что, прости?

– Ну… – Герман кашлянул и сунул кулаки в карманы. – Он же командир.

– Любому командиру порой полезно просраться. – Девушка сдержала смешок. – А то чересчур командиристыми становятся.

– Уходим! – распорядился врач. – Свора ушла около суток назад и вряд ли вернется, но держим ушки на макушке.

– А то иначе бывает, – проворчал Банан из буханки.

* * *

Машина пересекла мост и остановилась у ржавой, неостекленной клети паркинга, обнесенной невысоким металлическим забором. По обе стороны от переправы Везелка широко разливалась, с высоты напоминая соединенные ручейками озера, и на заросших кленами берегах тут и там виднелись рыбацкие помосты, словно дорожные указатели, ведя к ржавым шпилям подстанции.

Здесь и до Войны не всякий бы отважился прогуляться вечерком, а нынче за каждым кустом мерещились притаившиеся чудовища. Но страхи имели полное право на жизнь – у разведенного под мостом костерка валялись остатки клешни, способной без труда оттяпать голову зазевавшемуся бродяге.

Заметив гостей, Ярослав перевернул шипящий, пахнущий тиной и тухлой рыбой шашлык и махнул рукой. Тяжелое копье из прута арматуры осталось на самодельном кожаном бауле, намекая на добрые намерения охотника.

– Долго вы, – пробасил Егерь. – Поел бы, да домой пошел, а то утка учуяла меня, забеспокоилась. Ну, где ваш пострел? Вот этот? Хм… тощий какой-то, хиленький. Покажи-ка оружие, а то небось ножик приволок…

– Ярослав. – Фельде прервал бубнеж отшельника. – Парень в порядке. И нож у него – что надо. Но мои люди пойдут с ним. Для подстраховки.

– Нет, – уперся рогом усач. – Это не охота, а так – баловство. Еще мамок-нянек вдогонку пошли, сопельки вытирать.

– Послушай, – не отступал доктор. – Мы можем друг другу доверять?

– Да, – подумав, ответил великан. – После того, что ты сделал – однозначно.

– Тогда скажу, как есть: Герман – не обычный человек. Он сильнее и ловче всех нас… даже тебя.

Старик хохотнул и смерил Грида насмешливым взглядом. Любой бы удивился, узнай он, что моська в два счета загрызет слона.

– Но это далось большой ценой. Слишком большой. И я не имею права рисковать им ради твоих прихотей.

– Это не прихоти! – медведем прорычал старик, встопорщив косички. – Так повелел Лес! Думаешь, я двадцать лет выживал в глуши и растил дочь благодаря прихотям? Среди тварей, заразы и безумцев, без стрекотунов, охраны и баррикад! – С каждым выплюнутым словом гигант шагал к Марку, но тот стоял, как вкопанный, лишь задирал голову, чтобы не терять глаз собеседника. – Лес дал мне все! Кров, пищу, тепло и лекарства. Принял, как равного, а взамен попросил соблюдать простые правила!

– Да как ты не понимаешь! – Герман в первый раз увидел, как Фельде орет не своим голосом, трясется и кривит губы. – Без парня Свора сожрет всех! И до тебя рано или поздно доберется!

– Свора? – Егерь фыркнул. – Ты про двуногое чудище и стайку шелудивых псов? Не буду бахвалиться и чесать языком, но эти щенки мне – не угроза. Вот мое последнее слово: пострел идет за уткой сам, или я ворочаюсь до дому. Решай.

Дрожащей рукой Марк водрузил очки на место и вкрадчиво, как несмышленому подростку, произнес:

– С твоего позволения, объясню еще раз, что стоит на кону.

– Да харэ трепаться! – не выдержал Грид. – Трещите, как бабки на торгах. Просто дайте мне гребаный меч, и я принесу вам гребаную утку!

* * *

Стальной каркас заброшки казался вырванным из иной эпохи неуместным артефактом на фоне облезлых панельных многоэтажек. От реки дохнуло холодом, солнце ушло за облака, и в сгустившейся тени от одного взгляда на паркинг становилось не по себе. Герман изо всех сил выметал с чердака мысли о том, что совсем скоро придется войти в эту древнюю обитель зла.