— Уть, что? — опешивает муж.

— Пашка, бежим! — ревёт она неузнаваемо хриплым голосом. Арина Юрьевна ниже него на голову и весит меньше раза в полтора, но ей удаётся впихнуть мужа в лифт. Её трясёт — Павел Петрович и видит это, и чувствует.

— Арина, боже мой! — Он пытается взять супругу за плечи, но та уворачивается. Очки на её тоненьком носике запотели, лицо бледное, как у мима. — Нас ограбили?

— Всё потом! — Она, не глядя, шлёпает ладонью по всем кнопкам сразу. Двери с лязганьем вздрагивают, но не закрываются. Лифт не понимает, куда ему ехать. — Надо убираться отсюда и вызвать милицию! — Арина Юрьевна по привычке продолжает именовать полицейских милиционерами. — Она, она, она…

— Жилица? Она что, напала на тебя?

Арина Юрьевна мотает головой.

— Я хотела с ней поговорить. Н-н-н, насчёт окна, — пытается она объяснить и бросает, поняв, что не может. — Поехали отсюда!

Арина Юрьевна опять ударяет по кнопкам. Двери закрываются, но кабина не двигается с места.

— Ну я намылю ей шею, если она тебе что-то сделала, — насупливается Павел Петрович, открывая лифт. — Тоже мне, Эльвира — повелительница тьмы!

Он пытается выйти на площадку, но Арина Юрьевна повисает на нём.

— Посмотри, ты оставила квартиру открытой, — говорит муж с лёгкой укоризной.

— Ты выслушаешь меня или нет?! — рявкает Арина Юрьевна своим учительским голосом, которым осаживает расшалившихся школьников.

— Никто не выживет меня из моего дома, — произносит Павел Петрович густым, хорошо поставленным баритоном — второй тенор в любительском хоре при музучилище, как-никак. — Тем более, какая-то нафуфыренная мадам.

— Она не мадам! — шёпотом кричит Арина Юрьевна. — Битый час тебе талдычу! Она чудовище!

Двери лифта сходятся, ударяют Павла Петровича одна по груди, другая по спине, и расходятся. Павел Петрович хмурит брови.

— Потрудись объяснить.

Арина Юрьевна рассказывает.

***

Она вернулась домой в третьем часу дня в неважнецком настроении. Не выспалась, ещё и поясница разболелась из-за рюкзака, набитого тетрадками «ашек» и «бэшек» — утром была контрольная. Невесело размышляя о том, что старость — не радость, Арина Юрьевна скинула ношу в коридоре и, не желая затягивать с неприятными делами, постучалась в комнату для гостей.

— Здравствуйте! — прокричала она, припав к двери. — Разрешите войти?

Никто не ответил, и учительница пошла в ванную привести себя в порядок. Здесь она тоже не обнаружила следов пребывания старухи. Это приходится ей по душе. Жильцы нередко оставляют на раковине капли воды, кляксы пасты, а иногда и засохшие сопли. Арина Юрьевна вымыла руки и снова постучала в комнату для гостей.

— Всего одну минуточку! — Ответом снова была тишина, и тогда Арина Юрьевна решила войти. В конце концов, она у себя дома.

Комната была пуста, можно сказать, стерильна. Ни единого признака присутствия в ней человека, если не считать платья, аккуратно сложенного на кровати. Даже белый, лишённый оттенков солнечный свет заставлял Арину Юрьевну думать о рентгеновских лучах, губительных для всяких микробов. В её воображении эти лучи были бесцветными, сухими и острыми, как скальпели.

Помимо кровати в комнате имелись пара стульев, тёмно-коричневый комод с зеркалом, уставленный фарфоровыми котиками — на них ни пылинки — и массивный, в цвет комоду, старый шкаф.

Арина Юрьевна в замешательстве обошла кровать и по другую её сторону увидела нетронутые гостевые тапочки. Старухины туфли, как заметила Арина Юрьевна ранее, стояли в прихожей.

Куда она могла деться босиком, в одном нижнем белье?

Пугающая догадка вспыхнула в голове Арины Юрьевны… подозрение, которое развеялось, стоило ей взглянуть на окно. Оно было закрыто.

Итак, жилица не зашла в своей эксцентричности настолько далеко, чтобы сигануть голышом с седьмого этажа. Но тогда что? Куда делась?

Кряхтя, учительница неуклюже опустилась на колени и заглянула под кровать, однако не обнаружила ничего, кроме чисто вымытого пола.

Значит, шкаф.

Здесь бы ей и прислушаться к чутью, предположить, что старуха незаметно для неё прошмыгнула в ванную, и уйти, но нет. Не могла она оставить загадку неразгаданной. Любопытство сгубило кошку, но Арине Юрьевной было не до английских пословиц. Тайна уже не давала ей покоя, и можно было не сомневаться, что это чувство продолжит расти.

Если и был в тот момент предостерегающий толчок интуиции, он оказался недостаточно силён. Да и что, во имя Дарвина, можно ожидать, заглядывая в шкаф?

Она открыла дверцы, совершенно неподготовленная к тому, что увидит, и в следующую секунду вылетела из комнаты со скоростью циркача, которым выстрелили из пушки.

Лежащее в позе эмбриона на кипе сорванной с плечиков одежды создание нельзя было назвать ни старухой, ни вообще человеческим существом.

Оно было крупным и серым, с непропорционально длинными и тонкими, анорексичными конечностями. Оно спало. Во всяком случае, его глаза были закрыты, хвала Дарвину — будь иначе, сердце Арины Юрьевны могло не выдержать. Ему и так хватило того, что увидела учительница.

Арина Юрьевна сцапала свой ридикюль, лежащий в прихожей — рассудительная часть её сознания, не отключившаяся под натиском паники, посчитала, что кошелёк и телефон ещё пригодятся — и выскочила на лестничную площадку, где столкнулась с Павлом Петровичем.

***

Выслушав сбивчивый рассказ, Павел Петрович снисходительно усмехается и мягко, но решительно отстраняет супругу с пути.

— Ну-ну, пупочек, ты, конечно же, ошиблась.

— Пашка, ты что?! — задыхается Арина Юрьевна. Её голова то и дело поворачивается в сторону квартирной двери. — Бежим, пенёк!.. Пашка, стой! Нет!

— Да, — говорит Павел Петрович непреклонно и двигается к квартире, преодолевая сопротивление жены. — Ты же преподаёшь биологию, тебе следует знать, что никаких кракозябров и вампиров не бывает. Наверняка это попадавшая одежда тебя смутила, вот и причудилось.

Она тянет его за пиджак, но силы уже покидают её. С тем же успехом она могла толкать автомобиль.

— Пашенька, пожалуйста, я тебя прошу! Я тебя умоляю, ради меня, не ходи, пойдём спустимся и вызовем милицию, ну что ты за человек?..

— Ты побудь тут. Я сейчас проверю и вернусь, и увидишь, что ничего нет страшного.

Абсолютная уверенность его голоса и слов — «монстр в шкафу, ну как такое может быть правдой?» — заставляет Арину Юрьевну на мгновение если не поверить ему, то поколебаться. Её пальцы ослабевают.

— И потом, в шесть придёт Миша, — напоминает муж ещё об одном из своих учеников.

Соблазн вернуться к привычному, рациональному порядку вещей слишком силён. Она разжимает пальцы, чем Павел Петрович незамедлительно пользуется.

Он входит в квартиру, а она семенит следом.

Павел Петрович долго и тщательно расшаркивается на коврике, мурлыча под нос песенку без слов, состоящую из одних «пу-пуру-пуру-пуру», неспешно и красиво снимает щегольской шарф, привычным жестом