Извините, пожалуйста, – обратилась она к Мите, – япервый раз лечу за границу и не умею заполнять таможенную декларацию. Скажите,что нужно писать вот в этой графе? – С этими словами девушка сунула Митепод нос серенький листочек декларации.

Девушка была симпатичная, и Митя счел своим долгом войти вее положение. Вынув из кармана ручку, он показал неопытному созданию, куданужно вписать страну назначения, куда – собственное гражданство, объяснил, чтополагается декларировать, а что – необязательно. Судя по декларации, девушкалетела в Ганновер на сорок минут позднее Дрозда. Разговорившись сочаровательным существом, Митя на какое-то время забыл о своих вещах,аккуратной горкой сложенных на полу. Неловкая уборщица возила своей швабройсовсем возле его ног. Митя, недовольно поморщившись, отодвинулся, но незаподозрил ничего плохого. Он не заметил, как липовая уборщица одним ловкимдвижением подменила футляр с аристарховской картиной.

На уборщиц никогда не обращают внимания, поэтому никто изпассажиров и сотрудников аэропорта не заметил подозрительных манипуляций сфутляром. Только девушка с каштановыми волосами наблюдала за ними краем глаза,делая одновременно вид, что внимательно слушает объяснения Мити Дрозда.

Убедившись, что уборщица успешно завершила подмену, девушкаочень любезно поблагодарила Митю и направилась в сторону дамского туалета. Тамее уже поджидала Надежда Николаевна Лебедева, которая сняла серый халат,временно превративший ее в уборщицу, и убрала весь свой нехитрый инвентарь вбольшую клетчатую сумку, с какими ездят за границу челноки. Туда же спряталаона и футляр с картиной.

– Ну, девочка, молодец! – похвалила онаЛену. – Отлично ты его отвлекла!

– Ох, тетя Надя, – Лена вытерла платочкомбисеринки пота со лба, – как я нервничала! Боялась, что он обернется!

– Да что ты! – усмехнулась Надежда. – Он оттебя глаз не мог отвести! Ну ладно, сейчас нам нужно быстро исчезнуть изаэропорта.

Очередь на регистрацию двигалась невыносимо медленно. МитяДрозд попросил лысого краснолицего толстяка присмотреть за своими чемоданами и,взяв только футляр с картиной, оставить которую без присмотра побоялся, пошел втуалет. Следом за ним в том же направлении двинулся молодой толстомордыйздоровяк с маленькими голубыми глазками и коротко подстриженными рыжимиволосами.

Митя Дрозд не обратил внимания на рыжего. Умывая руки, онувидел его отражение в зеркале за своей спиной, но опять же не придал этомузначения. Он включил сушилку для рук, и в это время на голову ему обрушился пудовыйкулак Толяна.

Оглушив Митю, бандит аккуратно опустил его бесчувственноетело на кафельный пол, убедился в отсутствии свидетелей и быстро вытащил изфутляра свернутый в трубку холст. Перед входом в туалет послышались чьи-тошаги. Толян заторопился, вытащил из-за пазухи злополучное «Утро на птицеферме»и засунул его в футляр к Дрозду. Спрятав у себя на груди взятый у Мити холст,он быстро выскочил из туалета.

– Мужчина, вам плохо? Мужчина, что с вами? Мужчина,может быть, вам врача вызвать?

Митя Дрозд мучительно застонал и приподнялся. Он лежал нахолодном полу туалета, над ним склонилась толстая пожилая дежурная, которуюпозвал пассажир, наткнувшийся на безжизненное тело. Дежурная побрызгала нанесчастного Дрозда холодной водой, он застонал и сел. Голова болела, нозаметных повреждений не было. Первым делом он схватился за футляр с картиной.Футляр был на месте, но проверять при дежурной его содержимое Митя побоялся.Восстановив в памяти предшествующие события, и вспомнив бандитскую физиономию взеркале, он понял, что стал жертвой нападения. Целью этого нападения, скореевсего, могла быть картина. Ну удружил Аристархов! И ведь теперь он душу вынет,если картину украли.

Постанывая и качаясь, Митя встал на ноги и заявилсердобольной дежурной:

– Не волнуйтесь, со мной все в порядке. У меня бываютобмороки.

После этого он выразительно посмотрел на нее, давая понять,что ей стоило бы покинуть мужской туалет. Несколько обиженная дама вышла, иМитя тут же открыл футляр.

Холст внутри был. Может быть, его подменили?

Дрозд, оглядевшись по сторонам, развернул сверток. Перед нимво всей своей красе предстали гогочущие гуси. От души отлегло: картина была наместе. Но, черт возьми, чего же тогда хотел рыжий бандит? Для какого беса онзашел в туалет вслед за несчастным искусствоведом и оглушил его молодецкимударом? Митя проверил карманы. Документы, билеты и деньги были на месте. Онпожал плечами: происшедшее было выше его понимания.

Ему, конечно, и в голову не могло прийти, что несчастныйхолст только что подменили дважды: сначала прямо у него на глазах фальшиваяуборщица заменила первое «Утро на птицеферме», под которым скрывался подлинникШагала, на копию Клода Жибера, выполненную многодетным и замученным жизньюМихаилом Рувимчиком. Потом, оглушив Митю, рыжий Толян подменил фальшивогоЖибера на настоящего, записанного вторым «Утром на птицеферме»…

Толян, и вообще-то не блиставший интеллектом, на этот разпревзошел самого себя и в спешке даже не взглянул на украденную картину: емувелели взять ту, которая будет в футляре у искусствоведа и подсунуть тому свою,чтобы тот не поднял шума в аэропорту и не привлек к Толяну внимания. В машинеон развернул холст, но все равно ничего не понял: картина была хорошая,красивая голая девка возле бассейна, шефу наверняка понравится. А что тамдолжно было быть нарисовано… Вроде шеф говорил: тоже гуси… Ну так эта картинаеще лучше. Ладно, шеф сам разберется.

Толян погнал на Петроградскую сторону, а Митя Дрозд,постанывая, вернулся к стойке регистрации. Его очередь уже подошла, и краснолицыйтолстяк, которому Митя поручил присмотреть за своими чемоданами, нервнооглядывался по сторонам.

Митя поблагодарил его и протянул девушке за стойкой свойбилет.

Полчаса спустя самолет авиакомпании «Пулково» с МитейДроздом и подлинником картины Клода Жибера «Бассейн в гареме» на борту поднялсяв воздух и взял курс на Париж.

Рыжий Толян по обыкновению бодро ввалился в бильярдную. Боецпри входе его пропустил, но вид имел мрачный и недружелюбный. Толян, от природыне отличавшийся тонкостью душевной организации, почувствовал все же неладное.

Штабель ждал его в задней комнате с угрюмым и многообещающимвидом. Эрлих стоял возле него, как ближний боярин возле трона, имея на лицеобычное свое уклончивое выражение.

– Ну, балбес рыжий, – приветствовал шеф Толяна, –принес?

– Принес! – радостно рапортовал Рыжий, вытаскиваяхолст из-за пазухи.

– И что же ты, Эйнштейн недорезанный, принес? – снедоверчивым интересом произнес Штабель, потянувшись к холсту.

Толян, обидевшийся на примененную к нему еврейскую фамилию,гордо развернул рулон перед шефом.