– Книжки? Книжки – это хорошо, – протянулон. – Ты для этого и ушла от Мусы ко мне, чтобы книжки читать?

– Не для этого, – согласилась Женя, – а ушлая, потому что надоело.

Верю, – кивнул он, – ты слишком хороша, чтобыкаждый день под пьяных мужиков укладываться. Так что давай-ка, девочка,поработай на меня. Нашли мы этого твоего профессора… из Эрмитажа. Фамилия егоФиолетов, Георгий Фиолетов, и не профессор он вовсе, а кандидат наук. Работаетв отделе французской живописи. Ты вроде в прошлый раз говорила, что емупонравилась?

– Старалась, – усмехнулась Женя, – осталсядоволен.

– Верю, – снова согласился Штабель, – тыдевочка способная, я только что в этом убедился. Организуем мы тебе с нимслучайную встречу, а там уж сама смотри по обстоятельствам.

– В постель его уложить?

– Не без этого, – согласился Штабель, –может, и выболтает тебе кое-что важное!

«Какая разница, что этот Гоша из Эрмитажа не бандит, аискусствовед? В постели все одинаковые», – с тоской подумала Женя.

Однако вслух она ничего не сказала, и даже отвернулась,чтобы Штабель не смог ничего прочитать по глазам.

Таксисты от аэропорта ломят несусветную цену, поэтомупришлось трястись на маршрутке, а потом на метро.

Всю дорогу Надежду Николаевну распирала гордость, хотя, поправде сказать, гордиться было нечем. Однако она сумела спасти от вывоза зарубеж народное достояние, слабо возражала себе Надежда. Пусть копия спокойнолетит в Париж, а подлинник вернется в Эрмитаж.

Дома никого не было – понедельник, Сан Саныч сегодняработает с утра до позднего вечера – читает вечерние лекции пользователямперсональных компьютеров. Кот Бейсик страшно обрадовался, что Надежда вернуласьпораньше, – можно было попытаться уговорить ее на внеочередное кормление.Он тщательно потерся о Ленины черные брюки и с большим интересом принялся запакет с картиной.

– Бейсик, сейчас же отойди, это же картина из Эрмитажа,народное достояние! А ты хочешь об нее когти точить! – возмутиласьНадежда.

Бейсик отскочил в сторону, выгнул спину и дал понять, что онсовершенно не собирался трогать какую-то картину, тем более что она противнопахнет свежей краской.

Надежда отнесла холст в комнату, развернула и благоговейноуставилась на гусей.

– Сколько трудов! А гуси-то, как живые… И репродуктортоже… «Нас утро встречает прохладой…» – запела она и рассмеялась: – Ты, Лена,небось уже и песни-то такой не помнишь. А советские гуси только под такие песнии паслись.

– Нечего ее рассматривать! – сердито сказалаЛена. – Нужно скорее в Эрмитаж подбросить и забыть все, как страшный сон.

– Тут ты права, потому что хранить ее домастрашно, – согласилась Надежда, – но как подбросить? С этим будутпроблемы. Если послать по почте ценной бандеролью, то обязательно придется впочтовом отделении показывать. Кто же поверит, что Эрмитажу понадобятся этакиегуси? Если в дар, то положено идти туда и оформлять специальные документы. Еслисунуться со служебного входа и попросить передать сверток во французский отдел,то бдительная охрана попросит развернуть – а вдруг там бомба?

– Что же делать?

– Ладно, я вечером подумаю, а завтра тебе скажу, –решила Надежда. – Все равно сегодня, в понедельник, Эрмитаж выходной.

Уж как хотите, Надежда Николаевна, а пусть картина у вас дозавтра полежит! – решительно заговорила Лена. – У меня сил нет к нейприкасаться.

Надежда и сама хотела, чтобы картина осталась у нее, поэтомулегко согласилась. Она не хотела говорить Лене, что решила просить помощи уГарика. Рассказать ему кое-что, не называя имен, и попросить совета, какпропихнуть злополучную картину в Эрмитаж. Гарик человек порядочный инеболтливый, Надежда знает его много лет, он не откажется помочь и не выдастникогда.

Она вызвонила Гарика по телефону, велела приезжать вечером кней – нужно серьезно поговорить, а у него дома, как всегда, форменный кошмар –внуки-бандиты резвятся.

– Только никому не говори, что ко мне едешь! –наказывала она. – И лифта не жди, поднимайся пешком.

– Надежда, ты свидание мне назначаешь, что ли? – вполном изумлении спрашивал Гарик. – Что еще за тайны мадридского двора!

– Приезжай – увидишь! посулила Надежда.

Гарик приехал в семь вечера страшно заинтригованный, согромным букетом хризантем.

– Ты с ума сошел! – ахнула Надежда, открываядвери. – Цветы-то зачем?

– Для конспирации, – веселился Гарик, – чтобыникто не догадался!

Есть будешь? – машинально спросила Надежда, какспрашивала любого мужчину, появившегося в ее доме, не считая, разумеется,сантехников, электриков и агитаторов, впрочем, последних она вообще пересталапускать на порог.

Всем известно, что мужчины вечно хотят есть. Так и сейчас:Гарик как-то неуверенно сообщил, что вроде бы недавно обедал, но кофейку бывыпил. Надежда налила ему растворимый кофе и положила в вазочку кокосовоепеченье.

Ну рассказывай, зачем звала! – предложил Гарик.

– Сядь удобней и смотри сюда! – Надежда, какфокусник в цирке, отбросила легкую ткань, которой была укрыта картина.

Гарик поперхнулся кофе и закашлялся.

– Говорила, приготовься!

– Слушай, какую дрянь ты пьешь, и ещеподсовываешь! – возмутился Гарик. – Это, по-твоему, кофе?

– Да прекрати ты! – рассвирепела Надежда. Разъелсятам по Европам на хороших продуктах, пей что дают! А не хочешь – так погляди накартину, она тебе ничего не напоминает?

– Неужели Митькины гуси? – поразился Гарик. –То есть аристарховские? Как они к тебе попали?

– Долгая история, – вздохнула Надежда, – тытолько не удивляйся и не перебивай. Как ты думаешь, Аристархов какую копиювывозил?

– Понятия не имею.

– А я точно знаю, что вывозил он копию Клода Жибера«Бассейн в Гареме». Оттого и замалевал гусями.

– Ну надо же! – присвистнул Гарик. – Тогдавсе сходится.

– Ты слушай дальше. Это Аристархов думал, что у него –копия. А на самом деле у него была самая настоящая картина.

Гарик залпом выпил дрянной кофе и поставил чашку на стол.

– Ну, Надежда, удивила! Рассказывай подробно, что тызнаешь про украденную картину.

– Подробно не могу, – честно предупредилаНадежда. – в общем, картину, как ты понимаешь, украла не я, больше мнеделать нечего. Украли ее дети, подростки то есть, парень из вредности, адевочка не смогла его удержать. Если в милицию идти – ведь посадят? А мне ее,девочку-то, жалко, так и получилось, что я замешана в уголовном деле.