Судя по всему, разговор и не думал слаживаться, как сказал о том шеф. Петров выехал на шоссе, на триста пятый километр, там остановил свою машину, вышел из нее и курил, прислонившись к багажнику. Встреча должна была состояться в два часа дня. И, как зарегистрировано в милицейских протоколах, в тринадцать пятьдесят пять из проезжающей мимо машины — белой «копейки» — был открыт автоматный и пистолетный огонь, в результате которого Петров получил множественные ранения, несовместимые с жизнью.

— Чего вы хотите дальше?

Солодовых непонимающе взглянул на Бильбао:

— То есть?

— Вы хотите отдать бизнес Пугачеву и отойти от дел или…

Солодовых вскинул худую руку вверх:

— Или. Я знаю, что у меня не много шансов уцелеть, раз пошла такая охота, но… Но я скажу тебе, Сережа, сейчас фразу, полную цинизма. Меня убьют последним, после тебя. Я им нужен живым, потому что без моих подписей, без моих действий эти ребятки ничего не добьются. Они будут продолжать меня пугать, расправляясь с моими людьми.

— И с вашей семьей, — вставил Бильбао.

— Это для них уже сложнее. Вчера я отправил сына далеко отсюда и, считаю, в надежное место. Даже Татьяна не знает, куда именно. Обязан сказать вам также, что смерти от рук убийц не боюсь, поскольку, если не начну серьезно лечиться, жизни мне осталось и так немного. А чтоб лечиться, нужны деньги. Следовательно, выбора у меня нет. Но он был у Петрова, сейчас есть у тебя, поскольку ситуацию ты знаешь и можешь отказаться от меня.

— У вас есть хоть какие-то связи с милицией? Солодовых невесело улыбнулся:

— Ты хочешь, чтоб я там поискал защиты? Это совершенно бесполезно. Наша власть вывела данную структуру из игры. Правовой бардак, как это ни странно, на руку всем.

— Меня интересует другое, Василий Егорович, — сказал Бильбао. — Хочу знать, кому принадлежали «жигули» первой модели, задержали ли тех, кто стрелял.

— Конечно, не задержали. Конечно, машина значилась в угоне, конечно, ее нашли брошенной в лесополосе, конечно, ни оружия, ни гильз в салоне не оказалось. Но если ты, Сергей, согласен продолжать работать со мной на месте моего старого товарища Вани Петрова, тогда у нас будет и другой разговор. Я ведь приплачиваю кое-кому и из тех, кто погоны носит. Они не в больших чинах, правда, и не из героев, но дополнительную информацию могут поставить.

— Пусть поставляют.

Солодовых удовлетворенно кивнул:

— Понял. Я организую тебе встречу с таким человеком, когда скажешь. А ты, если надо, набирай людей…

Человек этот никак себя не назвал, от встречи уклонился, сказал, что в этой дыре, слава богу, телефонные разговоры еще толком не научились прослушивать, и, выслушав вопросы, обещал перезвонить без четверти девять вечера.

Слово свое он сдержал, и в девять Бильбао знал, может быть, не много, но хотя бы кое-что из того, что хотел узнать.

В «копейке» за рулем сидел Акимов, или Леша Шанс, тридцати лет, год назад вышедший из зоны. Срок мотал на Пуксе, под Архангельском, за кражу машин. Сейчас лег на дно, дома не появляется, выясняет, знают или нет в милиции о его причастности к убийству Петрова. Из двух других пассажиров известна лишь кличка одного — Брут. У этого — прямой выход на Пугачева. Как оба выглядят, где их искать — темный лес. В милиции команды «фас» на них пока не поступало. Может быть, и не поступит. У Пугачева хорошие связи.

Все.

Здесь, в еще незнакомом городе, Бильбао отдавал себе в этом отчет, сам он убийц не найдет. И на Пугачева сам не выйдет. А выйти надо. Петров ошибался, когда заранее уповал лишь на стратегию защиты. Договариваться с врагом нельзя.

Сиротка, поскольку сына Солодовых увез, отвечал теперь за безопасность Татьяны, которая большую часть времени сидела дома. Почти не выходила отсюда и нянечка Дениса Елена, превратившаяся в домработницу. На этом настоял Бильбао. Он не хотел, чтоб Сиротка и Татьяна надолго оставались одни.

Сразу по приезде из Ростова объясниться с братцем не удалось, не до этого было, а сейчас для серьезного разговора появилось сразу две причины. Бильбао стоял у окна и видел, как Сиротка вышел из машины Рома и направился к подъезду, а водитель, как всегда, к газетному киоску.

Сиротка вошел в кабинет по-свойски, чуть ли не ногой открыв дверь, плюхнулся на стул, вытащил сигареты.

— У меня не курят, — сказал Бильбао.

— Ты табличку соответствующую повесь, — недовольно произнес тот.

— Может, повесить табличку и о том, что нехорошо обворовывать своих?

Сиротка не понял смысла фразы, но сигареты спрятал.

— Зачем я тебе понадобился? Дом ведь без охраны остался.

Бильбао оставался спокоен:

— Сколько денег ты забрал у наших и светловцев? Называй точную цифру, вплоть до копеек.

Сиротка побелел, и пот сразу выступил крупными каплями на его лбу.

— Сколько? — переспросил Бильбао.

Сиротка разлепил тонкие губы:

— Братан, они там еще заработают, а нам здесь, чтоб обустроиться… Мы же не пешками были, наша доля должна выделяться…

— «Мы», «нам», «наша» — это ты о ком?

Сиротка еще не полностью пришел в себя, но остекленевшие было глаза теперь забегали.

— Я и не думал все оставлять себе, просто не было случая объясниться, сразу столько всего навалилось… Я тебе принесу деньги завтра же, я их ни на что не тратил…

— Принесешь сегодня же. Под периной такую сумму хранишь?

Сиротка дернул головой:

— Ты что? В сберкассе… Ну, прости! Так получилось. Когда вырастаешь в нищете, и тут такое… Прости, братан!

Бильбао вновь подошел к окну. Ром наводил блеск на боках машины.

— Поедешь сейчас с Ромом и привезешь деньги. Куда и зачем едешь, ему ни слова.

— Понял. Но может, не все снимать со счета? Только твою долю?

Бильбао кстати вспомнил слова Коленьки: «За это можно и врезать». Вспомнил уже тогда, когда Сиротка докатился по полу от удара до стены. Вспомнил и успокоился:

— Вытри нос, бери листок и садись писать, кому и сколько денег надо отдать. Отдашь с теми процентами, которые набежали, мне привезешь расписки, поскольку доверия к тебе уже нет. И поклонишься им низко в ноги, если они не захотят тебя убивать.

— Ты никогда на меня не поднимал руки, — сказал Сиротка хрипло, неуверенно поднимаясь с пола. — Что б там ни случилось, но я тебе все-таки брат. Такое не прощается…

— Ничего ты не понял, — покрутил головой Бильбао. — Придется, видно, еще раз тебе мозги прочистить. Если бы я не был твоим братом, то или плюнул на тебя, или вообще прибил. А так — не теряю еще надежды человеком сделать. Даже после того, как ты постарался, чтоб ребята думали, будто их деньги прикарманил я.