просил бы ваше превосходительство ускорить проведение ритуала посвящения…

– Полагаю, ваше решение будет разумным и мудрым, брат мой, – отозвался герцог и велел настоятелю уважить просьбу гостя.

Тот обещал, что все будет осуществлено в считанные дни.

– Да будет открыта ваша душа и ваша стезя, – герцог дал понять, что аудиенция окончена.

Визитеры, откланявшись, покинули кабинет.

По дороге настоятель продолжил разговор о сущности христианства, не забывая отвечать на приветствия прохожих.

Дойдя до королевской церкви, остановился, подвел итог своим проповедям и на прощание посоветовал:

– По ночам гаси свечи, сын мой, и тогда дух Отца нашего скорее осенит тебя…

* * *

Я так увлекся писаниной, что и не заметил, когда Гайде проснулась, помылась в ванной. Очухался, когда она выросла у меня за спиной. Я это не увидел, а почувствовал. Оглянулся: она. В чем мать родила!.. В руках – тот самый журнал «Русский секс», раскрытый на пикантных порноиллюстрациях, причем демонстративно-вызывающе. Я вытаращился на нее, опешив от неожиданности. Сдается мне, что дочери заморских краев испытывают удовольствие от стриптиза перед моим пращуром и мной… но… этот запах лука… опять этот чертов лук!

– Тебе не мешало бы одеться, – буркнул я, отключая ноутбук.

Она, должно быть, не ожидала такой реакции; рассмеялась, не без ехидных ноток.

Может, ждала, что так и кинусь, обниму, заграбастаю.

Но сейчас не средневековье. Другие нравы, ситуация, понимаете.

Я нахожусь в центре Испании, в сердце Кастилии, думаю о своей профессиональной миссии и полон энтузиазма исполнить ее с честью…

Но ведь и духа предка моего я не мог огорчить. Его дух витал где-то здесь, может, над моей головой и нашептывал на ухо о чем-то, но умалчивал о миссии, ведомой ему одному.

И чтоб раскусить его до конца, мне следовало продолжать свой путь. Возможно, кто-то не поверит такому моему поведению с Гайде, сочтя это очередным писательским трюком, но это было так, могу поклясться, чем угодно, и я сейчас объясню причину.

Она все еще взирала на меня с откровенно ироническим выражением на лице.

– Знаешь, у испанцев есть поговорка: «А la mesa у ala cama solo se llama». Повторила. Я записал.

– Что означает?

Одевая платье, она выдала складный перевод:

– К столу и в кровать стоит лишь позвать.

Но подтекст был нацелен на сильный пол. И косвенно это перекликалось с расхожим изречением о том, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок.

Одевшись, она, не глядя на меня, обмолвилась:

– Можно понять так, что эта испанская поговорка устарела. По крайней мере, для восточных мужчин.

Конечно, она перегибала палку. Чтобы разрядить обстановку, я ввернул в разговор шутку.

– Не забывай, что я все-таки мусульманский мужчина, и не вправе переспать с женщиной без брачных уз. Положено хотя бы заключить «сийгя» – временный брак. В Андалузии, в Кадисе немало мечетей. Да и в Севилье можно найти суннитские мечети. Впрочем, суннитские или шиитские – не суть важно. Главное – иметь благие намерения.

После моих популярных объяснений о разновидностях «сийгя» она поуспокоилась и стала восстанавливать в себе уязвленное женское самочувствие.

Знай она, что мой легендарный предок был отнюдь не щепетилен в соблюдении шариатских тонкостей, я бы не убедил ее, но я предусмотрительно умолчал об этом.

Я развивал мысль о религиозном обеспечении:

– Для этого можно обратиться и в церковь, ибо у всех чтящих священное писание брак совершен на небесах. И я беру на себя честь стать временным христианином…

Когда мы вышли из отеля, было половина пятого. Поспешили в церковь. Найти бы церковь, где причащался Орудж-бей. Долго ломал голову, но не мог определить ее местонахождение. Исторические источники обходили это обстоятельство, только указывалось на принадлежность храма к королевскому двору.

Прошли вниз по великолепному парку Кампо Гранд. В центре увидели книжную ярмарку. Мужчина в обличье Сервантеса расхаживал у входа, дабы привлечь покупателей, да и фотографировался с желающими. Высокий, худощавый, одетый на манер средневекового идальго. Короткие, с закатанным низом, брюки, рубаха с длинными рукавами, башмаки с ремешком.

Гайде сказала, что здесь книги стоят дорого. Я, впрочем, не имел ни желания, ни денег покупать их. По той простой причине, что они были на испанском языке.

Двинулись широким бульваром к центру. Дороги были разворочены, в ямах шли ремонтные работы.

На карте города были обозначены несколько церквей. От дворца «Пиментель» их разделял ряд улиц. Дошли до улицы «Либертад». Полузастроенная церковь. Дата. Имя зодчего. Построена в 1580 году. Зодчий Хуан де Эррара. Но этот храм находился значительно ниже от дворца. Надо было держаться зоны «Пиментеля». Наконец, нашли подходящую по координатам «Санта-Марию». А чуть поодаль «Сан-Пабло» – напротив королевского дворца. На куполе – аистиное гнездо. Круг поиска сужался. Орудж-бей крестился в одной из этих двух церквей. Меня больше привлекала «Сан-Пабло», – фасад торжественнее, и вход солидный, и подворье просторнее; там сновала монашеская братия, в паре или втроем, беседуя о божьих и мирских делах. Иные в сторонке читали священные писания.

На входной двери – большой колокол, стены украшены фигурами ангелов, гербами, каменными печатями. Своды высоченные. Я подобный костел видел в Страсбурге. Арки сходились друг к другу столь стремительно, будто камелоты – члены рыцарского ордена – скрестили мечи.

Всплыла далекая ассоциация со скрещенными пятью мечами в усыпальнице «Шейха Сафи», где почиет Шах Исмаил. Стены расписаны масляными красками: рождение Христа, Христос в яслях; над ним Сара и Авраам; Спаситель на кресте…

Прихожане сидели на длинных коричневых скамьях, другие в стороне возжигали свечи, а некоторые, застыв перед иконами Иисуса, Богоматери, молились и крестились. Мы с Гайде купили по свечке и, пройдя по каменной паперти к мощам святых, стали в уголочке и затеплили свечки. Я, конечно, думал о душе Оруджа Баята. Гайде прошептала: «Во имя Отца, Сына и Святого Духа…» еще что-то и трижды перекрестилась.

Погодя в атласной мантии с красной камилавкой на голове явился падре по имени Сорано. Он был очень дородным человеком. К нему подошел молодой служитель в сатиновой мантии, со святой водой в одной руке и дымящейся кадильницей в другой. Передав кадильницу святому отцу, поцеловал ему руку. Падре, обходя алтарь, начал читать молитву Господу, затем стал обдавать прихожан ладанным дымом. Молодой перенял у него кадильницу и, передав чашу с водой и кисточку, вновь приложил уста к руке падре.

Святой отец Сорано окропил всех святой водой и прочел молитву. Протяжный речитатив напомнил мне мусульманскую молитву «Фатиха». Позднее я узнал и содержание слова падре: он молил Господа вести нас по пути истинному, оберегать