правды, выглядевших застывшими, почти мертвыми. Я мог бы написать это сам, но я не видел ребят взглядом со свободы, лишь на суде, дающими показания, но это было не то. Подумав, я осознал – мнения должны исходить от пострадавшего от них человека, кого-то простившего, а кого-то нет.

Именно поэтому, подойдя к описанию суда, мне пришла мысль попросить Надежды кратенько дать по памяти характеристику каждому участнику суда, который ей пришлось когда-то пройти. Конечно, больше меня интересовали ребята из «бригады». Записывая с ее слов, я никак не мог отделаться от мысли, что это звучало не из уст матерей каждого из них, за редким, конечно, исключением, касающимся известных персонажей.

Перечитав еще раз, я решил включить эти строки если не полностью, то в вперемежку с моими комментариями и мнением, основанном на более спокойном восприятии событий, сформировавшемся психологическом портрете почти каждого из них в другой, тяжелейшей для них обстановке, проявивших себя при других обстоятельствах.

Я не стану убирать обращение к себе, чтобы оставить настоящую красочность нашего тогдашнего общения:

«Лица… Сначала вошла «пехота». Я говорю тебе, Лешик, еще то свое впечатление…

Пустовалов. Ощущение холода. Взгляд, кажущийся надменным, но только поначалу. Этот человек прятал его под очками, уткнувшись в «Атлас автомобильных дорог Европы», когда вставал – утыкался в стену, показательно поворачиваясь к ней… очень показательно, и вот… – этот человек не хотел вывернуться, как это делал, «находясь в футляре», Андрей «Чикатило», но Александр был не в состоянии вынести и чужих взглядов, при этом маскируя свое поведение под безразличие.

При взгляде на него ненадолго могло показаться его полное пренебрежение к процедуре суда, якобы, непонимание за что его судят, в то же во время, взять к примеру обсуждения любого из эпизодов убийства, совершенного им – адвокатесса его распинается, а он делает вид, что читает «Атлас автомобильных дорог Европы» – но в нем ведь читать нечего, а значит, не нужно сосредотачиваться!

Александр Пустовалов. Фотография из фототаблиц материалов уголовного дела.

Он изредка нервно посмеивался, садился всегда в одном и том же дальнем углу стеклянного «аквариума» – привычка не очень сильного духом человека. Лицо маньяка. Маска. Мне было страшно с ним встречаться глазами – сразу посещали мысли о своих детях. Холод, холод и холод. Мне пришлось его включить в список тех, кого я поименно называла перед присяжными – что заслуживают снисхождения. Моя задача была провести четкую границу для присяжных: между теми, кто сидел в «нашем аквариуме», и теми, кто сидел в «генеральском». Потом Рядовский мне сказал:

– Ну а Пустовалова-то ты зачем в группу на 64[163] статью внесла? – В его невеселом смехе было какое-то осуждение: – Представляешь, он ведь когда-нибудь выйдет!..

– Ага, вот именно, чтобы он потом вышел и пришел меня спросить, почему я этого не сделала?.. – Это я так пошутила…

Он пытался чудить, как будто сквозь сдержанность прорывался нервирующий всплеск. Например, кто-то говорит – а он пальцы складывает, как пистолет и делает движение нажатия на курок…

Шутник такой… как «битцевский маньяк» с молотком, а вот данные им самим показания озвучить сам был не в состоянии – адвокатесса зачитывала.

Федеральный судья Усов, когда шло совещание присяжных по вердикту, мне сказал:

– Вы можете гордиться! Этот маньяк весь суд что-то рассматривал, или делал вид, что спал. А вот когда Вы говорили – даже смог оторвать голову и внимательно смотрел и слушал…

Не самый приятный комплимент из тех, что я слышала в свой адрес! Потом я попросила Тоха Ивановича, доброго дядечку – адвоката, крупного такого, сесть так перед аквариумом, чтобы, когда меня поднимают, Тох от меня загораживал Пустовалова… мы сидели слишком близко – не хотела ощущать его взгляд – просто было неприятно, когда страх уже пропал.

Федеральный судья Владимир Усов…

Еще меня поразил… РОСТ! Грозная банда, на них в «нашем» суде несколько десятков убийств, а среди них такие шибздики: Пылев, Пустовалов, Кондратьев – мне в лучшем случае по ухо! Другое дело Толстиков, Филиппов, Гусев, Грибков, Туркин…

Саша Федин. Человеческий взгляд. Умный. Видно, что взвинчен. Воспринимал все происходящее как заслуженное. Вел себя с необыкновенным достоинством – не сломленный отнюдь. Готовый отвечать за все, что сделал. Попросил прощение у присутствующих. Просил назначить ему любое наказание, не просил о снисхождении.

Однажды Саша сцепился через стенки аквариума с Андреем Гусевым и Олегом Пылевым. Это получилось во время, когда суд допрашивал меня. Пылев что-то в очередной раз мне тявкнул в спину (я стояла у кафедры лицом к присяжным и судье, спиной к «аквариуму» Пылева, буквально метрах в трех). Федин его попытался заткнуть. Начался ор страшный! Пылев его обозвал трусом и подонком. Саша ответил:

– Да мы тут все подонки! Ты один только не хочешь это признать!

Потом Пылеву и Гусеву стало резко плохо с нервами – слабенькими оказались. Адвокаты попросили перерыв. Судья дал час привести в порядок их утонченную нервную структуру. Я поскакала курить, воспользовавшись передышкой. Допрос продолжался уже часа четыре. В курилке адвокат Гусева попросила, у кого есть, дать успокоительное. У меня одной оказалось – валокордин и нашатырь. Я им периодически приводила себя в чувство. Я ей дала и честно-пречестно сказала, что ничего не доливала… типа яда…

Федин во время изворотливых словесных пассов Миндлина (адвокат Махалина Сергея) ему крикнул:

– Да Вы рядом с нами должны сидеть, Вадим Самуилович! Вы не меньше бандит, чем все мы!

Александр Федин – «Хулиган». Фотография из книги «Ликвидатор»

Федин один не был подавлен и испуган происходящим. Скорее, когда все начало звучать в одном месте (в зале суда), он был ошарашен масштабом «результата работы» команды («профсоюза»)…

Федин казался таким стержнем среди пехоты, как капитан команды, или как ротный… Прошло так много лет с тех пор, но его я помню как в те дни. Я приезжала – входила в зал, садилась, потом заводили ребят, и мы всегда с ним встречались глазами. И я видела: сначала Саша как бы стеснялся встретиться взглядом. Потом я здоровалась с ним кивком, он тоже здоровался, после встречаясь глазами, уже улыбались друг другу. Мне было очень важно, что он и за ним все остальные не смотрят на меня с ненавистью, даже ободряют как-то.

Особенно видела переживания в их глазах, когда меня Миндлин и адвокат Пылева ставили под перекрестный огонь своих вопросов.

А когда я