Бессмысленно описывать происходившие там черные мессы, считать изнасилования, убийства, издевательства над детьми. С 1432 по 1440 г. продолжались оргии, и в дьявольском притоне умирали дети с разных концов страны. На суде был зачитан список жертв – мальчиков и девочек; пропавший в Рошебернар сын вдовы Перонне, который «ходил в школу и учился весьма хорошо»; всего погибло более 800 детей. Их тела были сожжены или свалены в подвалы и подсобные помещения замка. Жиль де Рэ приходил в экстаз, видя страдания своих жертв. Как сказал он сам: «Мне доставляло наибольшее удовольствие наслаждаться пытками, слезами, страхом, кровью. Жан де Малетруа, епископ Нанта, неподкупный, честнейший прелат, прослышал об этих страшных преступлениях. Ему понадобился всего месяц, чтобы предпринять надлежащее расследование; отряд вооруженных солдат отправился в Тиффож, а тем временем второй отряд окружил Машкуль, где спасался, дрожа от страха, Жиль де Рэ. Сопротивляться было бесполезно, бежать – невозможно

…Церковь настаивала на том, чтобы это дело находилось в ее юрисдикции. Это означало, что в таком случае для Жиля де Рэ все кончено. Епископ из Нанта Жан де Шатогирон и верховный сенешаль Бретани Пьер де л’Опиталь изводили герцога требованиями о предоставлении им необходимых полномочий. И с большим сожалением Яков V отдал наконец приказ о начале суда над маршалом Франции, опозорившим такое прославленное имя.

Ханжески фанатичная и предусмотрительная Анна Бретонская распорядилась, чтобы каждое мгновение суда над Жилем де Рэ было зафиксировано и сохранено в архивах Нанта.

Товарищи Жиля, его кузен Жиль де Силле и Роже де Брикевилль струсили сразу. При первом же намеке на опасность они вскочили на коней и умчались прочь из Машкуля. Кроме двух слуг, никто не остался с Жилем, а они стали свидетельствовать в последний момент, «чтобы не быть против Бога и не оказаться навечно лишенными небесного милосердия».

Бретонский герцог Яков V запретил обыскивать замок, чтобы выиграть время до получения убедительных доказательств. Маршал оседлал лошадь и последовал за бретонцами. Его губы шевелились в молитве. Когда они проезжали деревни, по обеим сторонам дороги раздавались проклятия. В Нанте, вместо того чтобы отправить его в замок Тур-Нев, где остановился герцог, Жиля, к его глубокому удивлению, сопроводили в зловещий замок Буффэй, место свершения правосудия в герцогстве. Тем временем от архиепископа пришло указание запретить ему исповедоваться и любое общение. Церковный трибунал должен знать обо всем происходящем в человеческой душе и судить об этом по поведению тела. Поэтому важно было знать, посредством какого расстройства органов чувств сатана проникает в человеческое существо.

Слуга Жиля Генриет говорил первым. Он подробно рассказал, как около восьми лет назад наткнулся на труды Светония и Тацита в библиотеке дяди Жиля. По указанию Жиля, которому тогда стало очень скучно, Генриет читал вслух своему хозяину, переводя с латыни, о преступлениях Тиберия, Калигулы и других цезарей. Именно той ночью кровь быстрее заструилась по венам маршала, было найдено несколько жертв и совершены первые сексуальные преступления. В тот год было убито 120 детей. Генриет повторил то, о чем уже сказал: во всем виновато чтение.

Чтобы осудить Жиля раз и навсегда, инквизиция искала такое преступление, для которого не существует возможности божественного милосердия. Этот язычник, погрязший в грехах римских цезарей, был не совсем тем объектом, который нужен для суда, связанного с колдовством. Поэтому Генриет, на французском и иногда на латыни, давал свои показания, стоя под распятием. Из них следовало, что его хозяин был человеком чувственным и слегка театральным. Выходя из большой комнаты после совершенного преступления, он ступал величаво и торжественно, словно играл на сцене. Тем временем все, кто находился вне комнаты, вряд ли подозревали о телах, в последних судорогах бьющихся по углам, и едва ли слышали слабые стоны, поскольку в самом начале детям затыкали рты, чтобы не слышать их плач.

…Существует либо безумное, либо очень коварное письмо маршала королю, в котором он признается, что удалился в свое поместье Рэ потому, что почувствовал к дофину Франции «такую страсть и нечестивое желание, что однажды убил бы его». В то же время он умоляет короля позволить ему удалиться к кармелиткам.

Это привело к тому, что король, прекрасно зная, что Жиль не безумен, полностью перестал принимать участие в процессе против одного из самых высокопоставленных военных королевства.

24 октября заключенного ввели в комнату для допросов в замке Буффэй. В облачении ордена кармелиток, опустившись на колени, он начал молиться. За гобеленами были приготовлены все инструменты для обычного допроса: дыба, клинья и веревки. Великий сенешаль заявил, что слуги рассказали почти все. И ему негромко зачитали показания Пуату и Генриет. Бледный, как смерть, Жиль отвечал, что они рассказали правду. Он согласился и с тремя магическими попытками вызвать дьявола – одной в Тиффоже, другой в Бурнеф-ан-Рэ; где происходила третья, он не мог сказать, так как это было ночью и случайно.

Доказательства колдовства и содомии оказались настолько очевидны, что был назначен церковный трибунал под руководством епископа Нантского, поскольку эти преступления находились в юрисдикции церкви. Все было готово. По приказу епископа в комнату зашел глашатай и призвал три раза Жиля де Лаваля, сира де Рэ предстать перед трибуналом.

Жиль не просил правителя Бретани оспорить законность процедуры, а покорился судьбе и в сопровождении охраны предстал перед епископом.

Суд был недолгим. Обнародовались результаты предварительного расследования, хранившиеся втайне. Итак, преступления против Бога и человека: убийства, изнасилования и содомия. Но страшнее всего «святотатство, отсутствие благочестия, составление дьявольских заклинаний и другая упорная деятельность в вызывании дьявола, магии, алхимии и колдовстве».

Наконец, когда епископ посоветовал ему готовиться к смерти, Жиль начал защищаться: связанный кровными узами с герцогом Бретонским, высший военный чин французской короны и первый дворянин, он мог предстать только перед судом равных и с разрешения короля и герцога Бретонского. Жан де Шатогирон ответил ему так: «Суд церкви – высший суд и осуждает преступления, а не лицо, совершившее их. Кроме того, король и герцог согласны с тем, что приговор должен быть вынесен».

Приговор был: «Повесить и сжечь; после пыток, перед тем, как тело будет расчленено и сожжено, оно должно быть изъято и помещено в гроб в церкви Нанта, выбранной самим осужденным. Генриет и Пуату должны быть сожжены отдельно, и их прах развеян над Луарой».

До самого конца Жиль де Рэ был вежлив, изящен и лиричен. Он был чувственным, развратным, переполненным садизмом; он был глубоко привязан к этой жизни, наслаждался, совершал преступления, раскаивался. Но нельзя сказать, что это не был его собственный выбор; скорее наоборот, этот вампир все планировал очень тщательно. В его поведении не было ничего беспричинного, случайного; и самые страшные преступления сохранили следы разумного и обдуманного выбора – что самое чудовищное и до сегодняшнего дня необъяснимое явление…