— Меня больше удивляет то, что тебя это не отталкивает…

- А, почему это должно меня оттолкнуть? — он моргает, похоже даже оскорблен моими словами.

— Ну, не знаю. Наверное, любой парень уже давно бы убежал прочь после того, как девушку стошнило на него прямо после… п-поцелуя.

— И кто бы я был после этого?

Я не отвечаю, глазею на его губы и представляю какие они на вкус. Скорее всего, мятно-клубничные, как и лимонад, который он недавно пил.

— Похоже, ты знаешь меня намного хуже, чем я — тебя.

— Тогда давай это исправим, — слова вылетают раньше, чем я успеваю сообразить.

Мой голос звучит по-другому, хрипло и одновременно приторно, если такое сочетание вообще возможно. Брови Соколова взлетают вверх, он смотрит на меня как будто впервые видит.

— Отличный коктейль, надо было брать двойной! — он улыбается, как Чеширский кот, довольный и хитрый. — Ты со мной только что заигрывала, ты в курсе?

— Я? Не-е-ет!

От моего активного мотания головой он еще больше заливается смехом.

— Заигрывала, заигрывала!

Я касаюсь обеими руками своих пылающих щек и смеюсь:

— Прости, коктейль, походу, оправдывает свое название.

— Еще будешь?

Киваю, чересчур рьяно, чем еще больше смешу Соколова. Он возвращается с вторым таким же коктейлем. От льда стакан весь покрыт испариной.

— Это — последний, — Леша садится рядом, но отстраняется, и я больше не чувствую тепла его тела рядом со своим. — А пока пьешь, рассказывай дальше. Что тебя добило сегодня? Раньше ты никогда не жаловалась на «Цензоров».

Я гляжу на него, чувствуя небольшую холодность. Как будто он не только лед в стакане с коктейлем принес, но и в наши душевные посиделки. Мне это не нравится.

— В общем, — провожу пальцем от края стакана вниз до дна, и смотрю на образовавшуюся полосу, как завороженная. — Сегодня на меня свалилась еще и обязанность писать обзоры. А я не умею этого делать, как выяснилось.

— Тебя, как перфекционистку, парит, что ты чего-то не умеешь?

— Нет, — мотаю головой, — меня парит то, что, когда я об этом рассказала, меня не поняли. И даже не попытались услышать.

— А что сложного в том, чтобы написать обзор? — Леша, кажется хочет по-настоящему вникнуть в мою проблему и меня это удивляет. Приятно удивляет.

— Технически… — не знаю, с чего начать и думаю, а потом продолжаю, — у нас есть левое и правое полушарие. Одно отвечает за творческое, за иррациональное. Другое — за анализ и рациональность. Мы редакторы анализируем, а потому мы не творим.

— А я думал, что обзор — это и есть анализ текста.

— Ну… в общем-то ты прав, — кажется, я потеряла логику своего же рассказа и еще несколько секунд собиралась с мыслями. — Но надо же этот анализ как-то красиво преподнести, а я не умею!

Развожу руками, нечаянно задевая чью-то спину. Соколов заминает ситуацию так, что передо мной извиняется парень, за то, что стоит так близко ко мне спиной. Я улыбаюсь Леше, восторгаясь его способностью давать ощущение защищенности в его присутствии.

— Другими словами, тебя смущает, что ты не можешь написать так же напыщенно и претенциозно, как твои коллеги?

— Ты не понимаешь, у них такой стиль, что…

Замолкаю, подбирая слова и вдруг осознаю, что он прав и на самом деле он понимает меня.

— А кому нахрен нужен твой стиль, если за ним не видно основной мысли? У тебя ведь есть мысли по поводу этой книги?

— Конечно есть! Автор описывает природу и путешествие так вкусно, что читаешь и самой хочется поехать на Бали. Он использует такие классные обороты, умеет находить необычные метафоры…

— Ну, так и напиши об этом! — улыбается Леша и я ловлю его мысль на лету.

— Написать не обзор, а анализ?

— Почему бы и нет? Если…

Я уже не слышу его, хватаю телефон и открываю текстовый редактор. Он не отвлекает меня, пока я делаю несколько пометок. Чтобы сделать развернутый анализ, нужно прийти домой и взяться за ноутбук и сам текст. Идея потрясающая: дать подробный аналитический разбор книги. Такого цензоры еще не делали!

— Боже, Соколов, я тебя обожаю! — пальцы бегают по кверти клавиатуре и пишут текст с небывалой скоростью.

— Осторожно со словами, Ермакова, — предупреждает он, приближаясь ко мне, заставляя оторваться от телефона. — Я ведь могу и ответить…

Сердце делает кульбит и тарабанит так, что я больше не слышу музыку, только «бум, бум, бум» прямо по перепонкам. Я опять смотрю на его губы, как они растягиваются в улыбке, обнажая ровные, белые зубы.

— Я только хотела сказать… — облизываю свои пересохшие губы, в панике цепляясь за остатки разума. Коктейль и в самом деле раздробил мои мозги. В крошки! — Что ты мне помог… очень!

— Что ж, может, поцелуешь меня? В знак благодарности? — и добавляет с наглой ухмылкой. — Раз уж ты все равно весь вечер пялишься на мои губы…

— Я еще не настолько пьяна.

Откладываю телефон в сторону и хватаюсь обеими руками за стакан. Было бы круто прислониться к нему щекой и остудить пылающий огонь, приливший к лицу.

— Тогда пей, — он снова отстраняется от меня и внезапно оглядывается на пару за соседним столиком: на Аксенова и «Бьюкенен», которая прилипла к нему, словно морская медуза. — А потом пойдешь и скажешь своему «цензорскому владыке», что ты будешь делать то, что умеешь и то, что тебе по силам.

Я капризно мотаю головой.

— Пойдешь, — настаивает он, — и скажешь это сейчас. Другого шанса не будет, Ермакова.

— Нет, мне могу.

У меня скоро голова отвалится от того, как сильно я ею кручу, но это вообще никак не помогает убедить Соколова.

— Можешь, и сделаешь это.

— А что я ему скажу?

— То же, что и мне.

Я в ужасе смотрю на соседний столик и делаю большой глоток коктейля. Пока я пью, Соколов продолжает говорить мне мотивирующие речи, смысл которых я сразу же забываю. От страха у меня колени трясутся. Не знала, что это физически возможно, читала об этом только в книгах и всегда думала, что это такой оборот речи. Оказывается, не просто оборот.

Леша прибегает к той же методике, что и во время тренировок — подбадривает в те минуты, когда я думаю, что больше не смогу сделать повтор или встать. Он умеет находить такие слова, которые задевают за живое. Как будто вынимает из меня силу воли, дает ей пощечины и заставляет работать. Так происходит и сейчас. Он каким-то образом достучался до моей храбрости и убедил меня, что если