Движимая неведомой силой (точнее силой повышенного градуса и силой убеждения Соколова), я поднимаюсь и шатающейся походкой подплываю к соседнему столику. Аксенов сразу же обращает на меня внимание.

— Виктор Максимович, здра-асьте…

Боже, я еще и икаю! Пофиг, я прекрасно справлюсь!

— Добрый вечер, Олеся, — улыбается мужчина, а его подружка крепче цепляется за его руку и сверлит меня осуждающим взглядом.

— Я вам вот что скажу! — я тыкаю Аксенова указательным пальцем прямо в грудь. — Вы меня используете! Прек-кращайте…

Дурацкая икота!

— В самом деле? — ему весело, а я начинаю сердится, что он не воспринимает меня всерьез. Я оборачиваюсь к Соколову, показываю на Аксенова, как бы говоря ему: «Нет, ты это видел?»

— Я говорю правду! — топаю ногой, желая прекратить, не хочу, чтобы Аксенов смотрел на меня, как на маленькую. — У меня каждый день по авторскому листу не самого грамотного текста. За исключением Давида и Лимы, они пишут сносно. А еще список новых авторов — он же бесконечен! И между прочим, некоторые книги есть только в электронном варианте, который мне приходится покупать, чтобы прочесть. Да, это не такие уж большие деньги, но извини-и-ите…

Кажется, меня несет, поскольку я вспоминаю все. Абсолютно все, что считаю или считала несправедливым по отношению к себе. Я высказываюсь долго и громко и не могу остановиться. Виктор Максимович сидит и слушает меня, и все мрачнеет и мрачнеет.

— И, кстати, я поняла, как написать ваш обзор, который вы свалили мне как снег на голову. И не нужно выставлять это, как шанс или что там вы сказали, возможность! Я свое место в клубе заслужила, и вы это знаете. Я не буду и не хочу теперь еще доказывать, что достойна в нем остаться. Я сделаю этот обзор, но он будет первым и последним!

Я вздыхаю и резко замолкаю. С последним словом на меня обрушивается осознание того, что я только что натворила. Аксенов смотрит на меня раскрыв рот. Его подружка — тоже.

Я поворачиваюсь на сто восемьдесят градусов, хватаю не менее обалдевшего Соколова за руку и выпаливаю:

— Бежим!

Леша срывается с места, хватает наши куртки и мою сумочку и несется к выходу вслед за мной. На улице мы бежим сломя голову, хотя за нами никто не гонится, и хохочем. Чувствую себя глупо, но так, черт возьми, хорошо!

Подбежав к ауди на парковке, Леша снимает ее с сигнализации и распахивает передо мной дверь. Но прежде, чем сесть на пассажирское сидение, я внезапно поворачиваюсь к Соколову и хватаю его за футболку. Он не успевает среагировать, когда я притягиваю его к себе и прижимаюсь губами к его губам.

Проходят секунды, мучительные и странные, но ничего не происходит. Я боюсь проявлять инициативу, так и замираю на его губах. Соколов тоже ждет и никак не реагирует, стоит не шелохнувшись. Я не понимаю: он в шоке или предоставляет мне полный карт-бланш?

Ощущение легкости испаряется, как будто его и не было. Я отстраняюсь от Соколова, готовая провалиться сквозь землю. Леша смотрит на меня широко распахнув глаза, тяжело дышит и кажется стоит на краю безумия. Еще один шаг, всего одно слово, любое действие и ему снесет крышу.

— Прости, я… — интуитивно касаюсь своих губ, — не знаю, что на меня нашло…

Поворачиваюсь к нему спиной, и уже заношу ногу, чтобы встать на порог и сесть в авто, но он хватает меня за руку и резко разворачивает к себе.

— Почему ты это сделала? — говорит, нет, рычит он, оказываясь близко ко мне, к моему лицу… точнее, к моим губам.

— Думаю… просто поддалась порыву, — честно отвечаю я, от стыда опускаю голову, но Леша заставляет меня смотреть на него, взяв меня за подбородок.

— Не играй со мной, Ермакова, — его голос звучит предупреждающе, даже опасно. Я неосознанно делаю шаг от него и упираюсь в машину спиной. Соколов ставит руки по обе стороны от меня и подходит еще ближе. Так близко, что уже почти вдавливает меня в несчастную ауди.

— Ты же сам сказал, что собираешься поцеловать меня сегодня.

Мой голос звучит по-идиотски. Как и это оправдание. Ну что, что черт возьми, меня дернуло взять и поцеловать его? Вот дура!

— Это была шутка, я всего лишь задирал тебя…

Этого я никак не ожидала и отпрянула от этих слов, словно он ударил меня ими. Я прокрутила в памяти весь сегодняшний вечер и взглянула на него под другим углом. Эти его улыбки, заискивания, флирт, руки на спине — просто манера общения? И больше ничего? Не может этого быть! Я не верю. Отказываюсь верить и все тут!

Он видит смятение и разочарование в моем взгляде и спешит объясниться:

— Это не значит, что я этого не хочу! Не смей даже так думать!

Я окончательно путаюсь. Алкоголь не помогает мне разобраться со смыслом его слов. Смотрю на него с немой мольбой в глазах.

— Ты даже не представляешь, что будет значить для меня этот поцелуй, глупая!

Моргаю, все еще не понимая. Почему-то становится страшно. От его дикого взгляда, он горячности его слов, от того, как часто он дышит прямо у моего лица и пахнет… клубникой.

— Ммм…

Что это? Это я стону? Закрываю рот рукой и испуганно смотрю на него.

— Прости, — опускаю руку. Обещаю себе: никаких баров и коктейлей в присутствии Соколова. Никогда! — Я больше не буду…

Его глаза еще больше расширяются. Он не дает мне договорить, громко чертыхается и набрасывается на меня с поцелуем.

Глава 20. Оправдания и уговоры

Чувствую клубнику и мяту на Лешиных невероятно мягких, теплых губах. Они сладкие и безумно вкусные. Я уже не понимаю от чего больше пьяна: от алкоголя или от этого чувственного, хотя и вполне целомудренного поцелуя. Мне хочется, чтобы Соколов не сдерживался, стал смелее, а он как будто читает мои мысли и тут же углубляет поцелуй. И вот тогда он становится по-настоящему жарким. Вау, просто вау!

Голова кружится, закрываю глаза и мысленно отпускаю «стоп-кран», позволяя себе насладиться этим моментом. Мои руки сами тянутся к его широким плечам, я поднимаюсь выше и погружаюсь пальцами в его густую шевелюру на затылке. Слышу Лешин приглушенный стон и прижимаюсь к его мускулистому телу. Крепкие руки Соколова обвивают меня за талию, гуляют по пояснице и опускаются все ниже и ниже и сжимают попу. Вместо того, чтобы отстраниться, я еще больше