квадратных гектаров земли, дабы хорошенько скрыть древние останки от любопытных глаз. Сапфо расчертила несколько вариантов проникновения сюда, прекрасно осознавая, что ни один из них нереален. Налив себе из старого заварника чая, девушка задумалась о Ставросе. Она и раньше подозревала, что он мог быть как-то связан с Церковью: его извращённые фантазии так или иначе сводились к религиозной тематике. Три хлопка дверью мадам Магдалины подтвердили её догадки. Но что она о нём знала? Да ровным счётом ничего, как и об остальных своих клиентах. Ставрос отличался особой жестокостью и имел крайне извращённое воображение. То он хотел, чтобы Сапфо доминировала, а он сопротивлялся ей. То они зажигали огромное количество свечей разных размеров, расставляли их по всем поверхностям, а Сапфо должна была изображать горящую в огне язычницу, при этом эротически извиваясь. Он привязывал её раскинутые руки к спинке кровати и заставлял стонать, словно кровать была крестом, а Сапфо – распятой на ней грешницей. И тогда Ставрос хлыстал плёткой по голому телу девушки. Не сильно, поскольку он, как и все извращенцы, жутко боялся вида крови, а также полиции и скандала. В борделе существовали правила, запрещающие наносить девушкам серьёзные увечья, в противном случае можно было нарваться на крупные неприятности.

Ставрос никогда не снимал золотой крестик. Его волосы были собраны в редкий хвостик, щеки, губы и подбородок скрывались за густой бородой. Стройное тело пахло мылом и воздержанием. Сапфо попыталась представить своего клиента в рясе. Получилось неплохо. Особенно в тот момент, когда он наконец, успокоившись, собирался уходить. Его маленькие карие глазки смотрели в пол, пока он гасил свечи, наматывал на короткую рукоятку кожаную плеть и нервными движениями засовывал её в карман. Казалось, что ему было стыдно за только что содеянное. В эти моменты он становился совсем другим человеком.

Сегодняшняя встреча со Ставросом немного сбила девушку с толку. Что это на него нашло? Откуда взялись эти телячьи нежности? Или это сами Боги решили подсобить её планам? Нужно было всё хорошенько обдумать. Если она согласится пойти с этим садистом, кто её потом защитит за пределами любовного квартала? На мать рассчитывать бесполезно, у неё «запоздалая любовь», как она выражалась. Нужно было подстраховаться. В телефонной книжке она нашла номер Костаса. Уезжая, он сказал девушке: «Если тебе когда-нибудь понадобится помощь, абсолютно любая, звони без колебаний». И Сапфо – впервые за тринадцать лет! – написала ему короткое сообщение. Несмотря на позднее время, ответ пришёл почти сразу, и у них завязалась вполне невинная переписка.

Девушка проснулась в полдень. Она быстро умылась, надела джинсы, свитер, кроссовки и ярко-красную куртку, кинула в сумку деньги, телефон и карту Афона и молнией сбежала вниз по лестнице. На последней площадке она почувствовала запах сигаретного дыма и остановилась.

– Спасибо, – тихо бросила она в приоткрытую дверь.

Изнутри показалась рука в крупных кольцах и с ободранным красным лаком на длинных ногтях, жестом ясно давая понять, что девушке не стоит оглядываться.

Сапфо выбежала во двор и неожиданно уткнулась носом в черное пальто:

– Что ты тут делаешь?

– А почему ты так долго спишь? И зачем наврала про следующего клиента? Я замёрз, как собака, и голодный, как волк!

Ставрос стучал зубами в знак доказательства того, что он замёрз и проголодался.

– Зачем же ты тогда стережёшь меня, как собака? Шёл бы лучше домой!

– Я боялся, что ты сбежишь.

– Почему? Ты всерьёз думаешь, что я поверила в тот бред, который ты вчера нёс? Или ты полагаешь, что я впервые слышу подобные предложения под влиянием тестостерона?

Ставрос молчал. Мелкая дрожь не отпускала его.

– Погоди, – насторожилась Сапфо, – мне кажется, или ты и сейчас собираешься сказать мне что-то подобное?

Он смотрел на маленькую девушку, не в силах выдавить из себя ни слова. Ожесточённую неравную борьбу вели сейчас его тело и душа. Он вглядывался в большие карие глаза Сапфо, смотревшие на него снизу вверх, пытливо заглядывая в самую душу в ожидании ответа, и, казалось, погружался в их глубину.

Затянувшееся молчание Ставроса испугало Сапфо. Её планы грозились рухнуть, лишь начав приобретать очертания реальности. Тогда из её губ полились сладкие речи:

– Кажется, ты вчера ночью хотел спасти мою душу, котик. Не знаю, от чего или от кого, но ты хотел взять её, грешную, в руки и приласкать. А сейчас у тебя не хватает смелости даже поговорить со мной? Я испугалась вчера, а ты робеешь сегодня. Давай начнём сначала?

Девушка поднялась на цыпочки и нежно поцеловала мужчину.

Ставрос в ответ заключил Сапфо в объятия и сжал так сильно, что её рёбра хрустнули. Но вместо боли она почувствовала в груди звук победных фанфар.

– Хочешь, пойдём ко мне? – прошептала Сапфо.

– Очень хочу. Только сначала поедим.

– С удовольствием.

– Постное?

– Естественно, я же православная христианка!

– Ну и слава богу! – еле слышно произнёс Ставрос, и они рука об руку направились к его машине.

«Ох уж эти православные греки! – думала Мила, сидя в начищенном до блеска „Ауди“ и глядя из окна на мелькающие здания. – Великий пост соблюдают, а по борделям ходят. Прямо как моя мать». И она нежно погладила мужские пальцы, сжимавшие рычаг переключателя передач.

Через пятнадцать минут Ставрос и Мила заехали на подземную парковку, оставили машину и вышли в самом сердце Салоников. Проходя мимо булочных, из которых сочился аромат свежего хлеба, и направляясь в сторону таверн, откуда уже разносились запахи свежеприготовленных морепродуктов и печёной фасоли, они почувствовали урчание в желудках. Ставрос почти никогда в жизни не испытывал чувства голода или других неудобств. Всё в его жизни было вовремя, размеренно и в достатке. О нуждах людей он знал из книг, фильмов и Библии, а бедняков и попрошаек считал мучениками, расплачивающимися за свои грехи или грехи своих предков. Сапфо по привычке бросила несколько монет в протянутую руку местного бомжа.

– Не делай этого, сейчас их целая куча набежит и начнёт тереться вокруг нашего столика в таверне, – попросил Ставрос. – Всех нищих не накормишь. Лучше пойдём зажжём свечку святому Димитрию.

«Святой Димитрий раздал всё своё имущество бедным, если что…» – пронеслось в голове Милы, которая благодаря своей матери, хотя и вопреки своему желанию, знала о деяниях каждого святого и великомученика.

Но вслух сказала:

– Конечно, котик.

Они вошли в храм. Ставрос бросил пригоршню монет в ячейку и взял две свечки, одну для себя и одну для Сапфо. Он быстро три раза перекрестился, поцеловал несколько икон в трех местах и немедля пошёл к выходу.

В таверне было тепло и уютно. Они сели за столик у окна, официант услужливо придвинул Сапфо стул и взял её куртку. После того как Ставрос сделал царский, но постный заказ персон на десять, он неожиданно спросил:

– Расскажи мне о себе. Откуда ты родом, где твои родители? Я хочу знать о тебе всё.

– Ну… моя мама – украинка, православная и глубоко верующая. Я воспитывалась строго по-христиански. Отца я не знаю, – ответила Сапфо, глядя в пустую тарелку.

– Бедная девочка, – вздохнул Ставрос.

– Мы много путешествовали по стране, посетили почти все монастыри. Кроме одного.

«Или сейчас, или никогда. О Артемида, помоги!» – подумала девушка.

– Впечатляюще. И какой же монастырь вы не посетили?

– Агион Орос. Святой Афон.

– Ах да, я должен был догадаться.

– Понимаешь, моя мама смертельно больна, – тихо начала Сапфо заранее заготовленную басню. – Каждый день я прошу Бога о помощи, но болезнь прогрессирует. Никакие лекарства уже не помогают… Она умирает…

Ставрос смотрел на страдающее детское личико, и было видно, что его