241. В Келлиях жил один брат, который достиг столь великого смирения, что всегда молился так: «Господи, пошли на меня молнию, потому что, будучи здоров, я не слушаюсь Тебя».

242. Некий брат отрекся от мiра вместе со своим отцом по плоти, и они стали жить в одном монастыре. Через некоторое время брат услышал о своем отце, что тот исцелил больного, страдавшего от беса. Он пошел и рассказал об этом одному великому старцу, сказав с печалью: «Авва, отец мой преуспел и изгнал из брата беса, а я живу в нерадении и не преуспеваю».

Старец ответил ему: «Поистине, чадо, преуспеяние состоит не в том, чтобы изгонять бесов или исцелять немощных, потому что это совершает не человек, но сила Божия и вера приходящего. Однако многие, не понимая этого, от этих совершенных ими исцелений переходили к гордости и погибали. А я говорю, что если человек придет в истинное смирение, то большего преуспеяния и быть не может, потому что такой человек никогда не падает. Смиривший свою душу уже не может пасть, потому что он и так уже ниже всех на земле. Признак же этого – радоваться, когда тебя бесчестят».

243. Пришел некогда один брат, подвижник из Скита, в Фиваиду и стал жить в киновии. Тогда почти все братия в киновии были святыми, из тех, которых называли тавеннисиотами. Прожив там несколько дней, брат сказал архимандриту: «Благослови меня, авва, и отпусти. Я не могу быть здесь». Тот спросил: «Почему, чадо?» Брат ответил: «Потому что здесь нет трудов, а значит, нет и награды. Все отцы здесь – подвижники, а я человек грешный, и лучше мне идти туда, где меня будут поносить и уничижать, так как это и спасает человека грешного». Игумен удивился этому и, поняв, что перед ним делатель заповедей, отпустил со словами: «Ступай, чадо, мужайся, и да крепится сердце твое, и уповай на Господа».[85]

244. Старец сказал: «Смирение часто и без трудов спасало многих. Свидетельство тому – мытарь и блудный сын.[86] Они сказали немногие слова и спаслись. А труды человека, если нет у него смирения, только губят его. Потому что многие из-за великих трудов, которые они сотворили, впали в гордость, как фарисей».

245. Брат пришел к старцу и спросил: «Как ты, авва?» Старец ответил: «Плохо». Брат спросил: «Почему, авва?» Старец ответил: «Вот уже восемнадцать лет я стою пред Богом и каждый день кляну себя, говоря: „Прокляты уклоняющиеся от заповедей Твоих“».[87] Услышав это, брат ушел, получив большую пользу от смирения старца.

246. Пришел некогда в Раифу богатый чужестранец и раздал братиям милостыню по одной монете каждому. Послал он монету и одному безмолвнику, жившему в Раифе в уединенной келии. В ту ночь старец увидел поле, заросшее терниями, и кто-то сказал ему: «Ступай жни на поле давшего тебе милостыню». Утром безмолвник послал за тем христолюбцем, который дал ему монету, вернул ее назад и сказал: «Возьми себе, брат, монету. Мне не по силам жать чужие тернии. О, если бы пожать хотя бы свои!»

247. Старец сказал: «Если ты живешь в пустыне в безмолвии, не думай о себе, что делаешь что-то великое, но лучше считай себя за пса, изгнанного из среды людей и сидящего на привязи, чтобы не нападать на них и не кусать».

248. Старец сказал: «Если человек потрудится в том, чтобы всегда сокровенно обличать, укорять и уничижать свою душу, то он убедит ее, что она бесчестнее собак и диких зверей. Потому что звери не разгневали сотворившего их и не будут призваны на суд. А гораздо лучше не идти на суд, чем идти и быть осужденным на вечное мучение».

249. Один брат, терзаемый нечистыми помыслами и потому сильно страдающий, говорил от великого смирения: «Если у меня такие помыслы, то нет мне надежды на спасение». Он пошел к великому старцу и попросил помолиться, чтобы Господь освободил его от помыслов. Старец сказал: «Это тебе неполезно, чадо». Но брат не переставал умолять старца. Наконец старец помолился, и Бог избавил брата от мысленной брани, но он тотчас же впал в высокоумие и гордость. Поэтому он снова пошел, упросил старца помолиться, чтобы вернулись к нему помыслы, и обрел прежнее смирение.

250. Некий брат пришел к одному из старцев в лавру аввы Дулы над Иерихоном и спросил: «Авва, как ты?» Старец ответил ему: «Плохо». Брат спросил: «Почему, авва?» Старец сказал в ответ: «Вот уже тридцать лет я ежедневно стою на молитве пред Богом и всегда кляну самого себя, говоря Богу: „Да не помилуешь всех, совершающих беззаконие“,[88] и „Прокляты уклоняющиеся от заповедей Твоих“.[89] И каждый день я лгу пред Богом в моей молитве, потому что злопамятствую против брата моего, а Богу говорю: „Прости нам, как и мы прощаем“;[90] забочусь лишь о том, как бы поесть, а говорю: „Я забыл есть хлеб мой“;[91] ложусь и сплю до утра, а говорю: „В полночь вставал славословить Тебя“;[92] нисколько не имею сокрушения, а говорю: „Утрудился я от воздыханий моих“[93] и „Слезы мои были для меня хлебом день и ночь“;[94] имею в сердце лукавые помыслы, а говорю: „Помышления сердца моего благоугодны пред Тобою“;[95] не пощусь, а говорю: „Колени мои изнемогли от поста“;[96] исполнен гордостью, покою плоть свою и, как бы насмехаясь над собой, говорю: „Посмотри на смирение мое и на изнеможение мое и остави все грехи мои“;[97] не готов, а говорю: „Готово сердце мое, Боже“.[98] И говоря коротко, любое мое дело и молитва становятся для меня обличением и позором».

Брат сказал старцу: «Но думаю, авва, что Давид все это говорил лишь о себе». Старец, вздохнул и ответил: «Что ты такое говоришь, брат? Поистине, если мы не сохраним все то, о чем поем пред Богом, то пойдем в погибель».

226. Старец сказал: «Если ты осудишь брата своего и совесть начнет обличать тебя, ступай принеси ему покаяние и скажи, что вот, я осудил тебя. И берегись, чтобы не попасться тебе на том же и в следующий раз, потому что осуждение есть смерть души».

227. Он же сказал: «Если услышишь о великих подвигах святых отцов, постарайся и сам совершить их, призывая имя Господа, чтобы Он укрепил тебя в том деле, которое ты предпринял. Когда же завершишь свой подвиг,