культурные малапропизмы257, сдвиги в другой стиль. В «Драконе» эти сдвиги чаще всего имеют характер анахронизмов или культурно-идиоматических несоответствий.

5.1. Примеры анахронизмов: (о Драконе) «он удивительный стратег и великий тактик. <…> устремляется отвесно вниз, прямо на голову коня, и бьет его огнем, чем совершенно деморализует бедное животное» (с. 317), [город] «был спасен от эпидемии», (цыгане) «враги любой государственной системы» (с. 318), «Ланцелот – профессиональный герой» (с. 331), «отвечай попросту, без казенных восторгов» (с. 332), «я тут не так давно разработал очень любопытный удар лапой эн в икс направлении» (с. 346).

5.2. Примеры идиоматических несоответствий: «Здорово, ребята» (с. 327), «Поздравляю вас, у меня…» (с. 327, 328, 329), «к дождю, что ли, но только… ужасно разыгралась моя проклятая шизофрения. Так и брежу, так и брежу… Галлюцинации, навязчивые идеи, то, сё» (с. 330), «провалиться мне на этом месте» (с. 332), «И с чего это народ все сердится, сердится, и сам не знает, чего сердится» (с. 340), «Раз, два, три, четыре, пять, вышел рыцарь погулять … <…> Вдруг дракончик вылетает, прямо в рыцаря стреляет… Пиф-паф, ой-ой-ой…» (с. 340; здесь только слова «рыцарь» и «дракончик» вставлены вместо «зайчик» и «охотник» в текст фольклорной детской песенки258), «Закрывай, окаянная… объявляю заседаньице закрытым» (с. 340), «окаянные души, прожженные души, мертвые души» (с. 342), «мы с вами говорим на разных языках» (с. 354), «уму непостижимо» (с. 361), «Вы подумайте!» (с. 362), «так сказать, дело интимное» (с. 379), «меня так учили» (с. 381).

Самая избыточность (см. III.6.1.1.) и синонимичность (см. III.6.1) употребления этих приемов переводят текст, в восприятии стилистически чуткого читателя/зрителя, в эзоповское наклонение, провоцируют наложение моральной проблематики пьесы на окружающую современную действительность.

5.2.1. В этом ряду можно отметить группу особенно сильно действующих «советизмов», то есть речений, свойственных именно советскому культурно-лингвистическому обиходу, бюрократическим и сленговым словам и оборотам советской эпохи: «людям вход безусловно запрещен» (пародия на повсеместную вывеску; с. 330), «взволнованные доверием» (газетное клише; с. 339), «…мы назначили его исполняющим обязанности шлема. …вещи …будут выполнять свои обязанности вполне добросовестно. Рыцарских лат у нас на складе, к сожалению, не оказалось. <…> Это удостоверение дается вам в том, что копье действительно находится в ремонте, что подписью и приложением печати удостоверяется» (пародийная смесь бюрократического жаргона и юридических оборотов; с. 340), «легавые души» (арго: «легавый» – «милиционер» или «осведомитель»; с. 342), «Получается какой-то двусмысленный завыв», «утверждаю этот вариант» (пародийное использование оборотов, свойственных идеологическим цензорам; с. 361), «квартира… все окна на юг» (стиль объявления; с. 366), «выдаются подъемные, отпускные… командировочные… квартирные» (стиль трудового документа; с. 366–367), «достал рыбу» (сленг; с. 374), «объявляю брак состоявшимся с последующим утверждением» (пародийный канцеляризм; с. 378), «мы бы приняли меры» (канцеляризм; с. 380), (преступления, которые) «только намечены к исполнению» (пародийный канцеляризм; с. 381).

5.2.2. Кроме речевых эзоповских приемов этого рода, в пьесе есть и ряд ситуаций (микросюжетов), пародирующих некоторые типические явления советской культуры.

Такова, например, в первом действии ремарка:

И вот не спеша в комнату входит пожилой, но крепкий, моложавый, белобрысый человек, с солдатской выправкой. Волосы ежиком. Он широко улыбается. Вообще обращение его, несмотря на грубоватость, не лишено некоторой приятности (с. 320).

Эта ремарка эзоповски амбивалентна: портрет главного злодея дан так, что в нем совмещены черты, одинаково свойственные типичному нацистскому и типичному советскому лидеру 1930‑х годов – волосы ежиком, военная выправка и вообще демократически грубоватое обличье отца-командира. Однако следующая за ремаркой вступительная реплика Дракона: «Здорово, ребята!» – выше объясненный сдвиг, специфически русский оборот подталкивает к расшифровке образа как намека на советскую действительность.

Сцена во втором действии, когда Бургомистр с поклонами обращается к пустому креслу и просит отсутствующего Дракона исполнять обязанности почетного председателя собрания, откровенная пародия на советский ритуал избрания «почетного президиума» на торжественных собраниях с целью выражения лояльности правящему Политбюро.

Аналогичной пародией открывается третье действие: горожане под руководством Генриха разучивают хоровое приветствие новому повелителю. «Приветствия руководству» – это специальный устный жанр пропаганды, обязательный компонент всех партийных, комсомольских, профсоюзных съездов, торжественных заседаний, юбилейных сессий и т. п. Тексты этих приветствий пишутся анонимными авторами-профессионалами, декламация режиссируется профессиональными режиссерами, но исполняются они как условно-спонтанные манифестации любви и преданности – юными пионерами, рабочими, крестьянами259.

Распространенный в советской агитационной литературе и в риторике советских ораторов (особенно в первые три десятилетия советской власти) прием сравнения досоветского прошлого, жалкого и бесправного, с советским настоящим пародируется, с использованием характерных речевых оборотов, в ряде реплик Бургомистра и Генриха. Ср., например, нижеследующие реплики Бургомистра с типичными советскими оборотами «в проклятое царское время», «то, что присваивали капиталисты и помещики, теперь в руках трудящихся», «на протяжении столетий наш народ подвергался… и только теперь…».

Бургомистр. <…> Вспомните, кем я был при проклятом драконе? Больным, сумасшедшим. А теперь? Здоров, как огурчик (с. 363).

То, что нагло забирал дракон, теперь в руках лучших людей города. Проще говоря, в моих, и отчасти – Генриха (с. 368).

Четыреста лет в эту книгу записывали имена бедных девушек, обреченных дракону. Четыреста страниц заполнены. И впервые на четыреста первой впишем имя счастливицы, которую возьмет в жены храбрец, уничтоживший чудовище (то есть Бургомистр, узурпировавший подвиг Ланцелота. – Л. Л.; с. 376).

В самом сюжетном мотиве «украденного подвига» можно усмотреть эзоповский намек на советскую историографию, выдававшую одну за другой новые версии событий октября 1917 года и Гражданской войны, постепенно вытесняя из истории имена Троцкого, Бухарина, Зиновьева и т. п. и заменяя их именами Сталина и его приспешников. Новые издания «Краткого курса истории ВКП(б)» или «Истории СССР» подписывались специальными комиссиями, и в них объяснялось, как антиреволюционна была деятельность Троцкого и других опальных к тому времени коммунистов, а все успехи революции приписывались Сталину. Ср. речь Генриха:

Специальная комиссия, созданная городским самоуправлением, установила следующее: покойный наглец только раздразнил покойное чудовище, неопасно ранив его. Тогда бывший наш бургомистр, а ныне президент вольного города, героически бросился на дракона и убил его уже окончательно, совершив различные чудеса храбрости (с. 375).

В пьесе имеются пародии на военные сводки Совинформбюро (с. 355–358), на увлечение советской пропаганды селекционерскими опытами Мичурина, от которых ждали решения перманентной продовольственной проблемы в стране:

Садовник. У меня сегодня распустились чайные розы, хлебные розы и винные розы (каламбурное обыгрывание термина «чайная роза» – Л. Л.). Посмотришь на них – и ты сыт и пьян (с. 352).

Есть даже намек на политический террор: разговор между Бургомистром и Тюремщиком в третьем действии (с. 363–365).

5.3. Весьма интересны случаи ЭЯ, когда вышеописанные стилистические механизмы используются не с целью сатирической пародии, а с целью пародии сентиментальной или трагического гротеска, патетически (ср. III.1.2). В