хромовые сапоги. Они беспомощно елозили по нестроганым доскам, ещё пахнущим смолой и лесом.

Сдвинув на затылок ушанку, он позвал:

— Эй, кто там плачет?

Всхлипывание затихло, и с полки свесилась растрёпанная девичья голова.

— Я плачу.

Девчушка, распластавшаяся на полке, выглядела очень молоденькой, симпатичной и несчастной.

— Что ты там делаешь? — с удивлением спросил Сергей.

Девушка прикусила дрожащую губу:

— Слезть не могу. Видишь, лестница упала.

— Да мало того, что упала, так ещё и развалилась.

Его сообщение вызвало новый взрыв плача.

Спокойно смотреть на девичье горе Сергей не смог, а потому сбегал в машину за инструментом и наскоро сколотил вывалившиеся ступени, закрепив стыки металлическими хомутами из консервной банки.

— Давай слезай, я поддержу.

Девушка вспыхнула от возмущения:

— Ишь какой ловкий: «поддержу»! Не видишь, что я в юбке? Лучше отвернись — знаю я вас, шоферню.

— Могу вообще уйти, — обиделся Сергей, круто разворачиваясь, — к тому же моя очередь на погрузку подходит. Сама слезай.

— Нет, не уходи!

Одной рукой намотав край юбки на кулак, девушка стала кособоко спускаться по приставной лестнице, но на высокой последней ступеньке остановилась в раздумьях:

— Ой, боюсь!

Позже до Сергея дошла опрометчивость своего рыцарства, но тогда он легко подхватил девушку за талию и, приподняв, поставил на пол. Её руки лежали на его плечах, а глаза смотрели в глаза. На миг он представил, что в его руках Катя, и сжал девичью талию чуть нежнее, чем стоило.

Так он познакомился с Манюней, которая сейчас сидела рядом и расспрашивала, какая артистка ему больше нравится — Орлова, Серова или Марина Ладынина?

— Я обожаю Ладынину! — восклицала Манюня, закатывая глаза в знак восхищения. — Когда я смотрю кино, то думаю, что тоже смогла бы стать артисткой. Как вы думаете, товарищ Сергей?

Сергей мельком глянул на крутой Манюнин лобик, окаймлённый кудряшками:

— Так иди в артистки. Война же не навсегда.

— Правда?! — Манюня едва не подпрыгнула. — Я тоже так думаю, — она зарделась, — товарищ Медянов, а может, вместе пойдём? Будем как Александров и Орлова.

Он такой перспективы Сергей едва не поперхнулся, но, на счастье, выручил старшина Жуков, посигналив светом ручного фонарика:

— Медянов, к майору. Срочный рейс.

Пока Сергей шёл за заданием, в лицо бил шквальный ветер и крутила метель. Плохая погода для поездки. Разгону в такую погоду не дашь, а как только скользкий лёд закончится, передок полуторки уткнётся в снег. Тут же начнут буксовать задние колёса, и придётся пробивать в свежей пороше перемёты, бросая машину вперёд-назад.

Майор — командир колонны, серый от усталости — уже ждал. Подняв воротник полушубка, он нетерпеливо прохаживался вдоль строя машин, иногда проверяя ногой накачанные баллоны. Когда Сергей со старшиной присоединились к кучке шофёров, майор посветил фонариком в лицо каждому, проверяя внешний вид. Сергей одёрнул телогрейку и спешно стёр со щеки следы копоти — майор не уважал расхлябанности.

— Знаю, что сегодня по два рейса все уже сделали, — майор вздохнул, — но надо, товарищи бойцы. Повезёте в Ленинград спецгруз особого назначения.

Лучом фонарика он высветил надпись на одном из ящиков: «Подарок ленинградским детям из Грузии».

— Всем ясно задание?

— Так точно, товарищ майор! — рявкнул Сергей, вливая свой голос в общий ответ.

В путь тронулись с включенными фарами. Навстречу каравану качалась гирлянда огней от машин, идущих из Ленинграда. Иногда на поворотах можно было разглядеть людей в кузове, сбившихся под одеялами в тесную кучу. Мысленно Сергей пожелал им дотерпеть до берега, потому что в Кобоне эвакуируемых ждали тепло и горячая пища.

На третьем километре дороги им посигналила регулировщица Люсенька. В белом маскхалате, перепоясанном ремнём винтовки, она указала на объезд полыньи и махнула флажком:

— Счастливого пути!

В ответ Сергей мигнул фарами, но тут полуторка чихнула и заглохла.

— Заведись, милая! — в голос взмолился Сергей.

Он повернул ключ зажигания и нажал на стартёр, но машина бессильно урчала, совершенно не собираясь заводиться. Чтобы не отстать от колонны, Сергей выскочил на лёд и бешено закрутил пусковую рукоять стартёра. Ноги разъезжались на льду, а ушанка отлетела куда-то в сторону.

«Давай, давай, давай!» — молотом стучало в мозгу в такт каждому обороту.

Особо важный груз должен быть доставлен во что бы то ни стало.

— Не заводится?

Он не услышал, как подошла Люсенька.

Не отрываясь от ручки, Сергей отрывисто сказал:

— Да вот, понимаешь…

Люся подняла руку и ласкающим движением погладила капот, словно подбадривая отставшего от стада бегемота:

— Давай, машинка, постарайся, мы все устали.

Под её слова мотор прокашлялся раз, другой, и передок машины задрожал от сдержанной силы.

— Спасительница ты, Люся!

В одно мгновение Сергей оказался в кабине, выжав газ на полную. Пробуксовав на ледяной корке, колёса сдвинулись с места и перед глазами снова замелькало белое полотно дороги, тускло подсвеченное фонарями в руках регулировщиц.

* * *

Регулировщики на ледовой трассе занимались рассредоточением транспортных колонн и контролем за соблюдением установленных дистанций между машинами. Это было особенно важно потому, что торможение автомашин на льду при отсутствии снега было почти невозможно, и езда машин на близких расстояниях друг от друга грозила провалом одновременно нескольких машин. В задачу регулировщиков входила также установка вех вдоль трассы. Днём направление трассы указывалось козелками из кольев, ночью это делалось с помощью фонарей, которыми были снабжены регулировщики. В случае обнаружения на ледовой дороге опасных мест регулировщики должны были отводить трассу в сторону, перенося козелки и переставляя фонари. В самые первые дни работы ледовой дороги на ней было выставлено 20 регулировочных постов. Но уже 26–27 ноября 1941 г. их число было увеличено до 45. Регулировщики стояли теперь через каждый километр, а на отдельных опасных участках и чаще. В ночное время дополнительно на каждые 450–500 м устанавливались фонари с синими стёклами[17].

* * *

На пятом километре вместо регулировщицы стояла снежная баба. Вмороженный в снежный ком фонарь жёлтым пятном очерчивал круг света, и от его луча на душе будто вспыхивало такое же светлое пятнышко, показывающее, что ты не один. Ясное дело — девчонки отбежали погреться. Баба тоже сгодится, лишь бы дорогу показывала.

Белое поле и темнота убаюкивали, и бороться со сном становилось всё труднее, не выручал даже специально подвешенный котелок с болтами, который на каждой выбоине ощутимо и громко лупил по затылку, прикрытому шапкой-ушанкой.

«Надо сосредоточиться, — приказывал себе Сергей, усиленно моргая слипающимися глазами. — Один неверный поворот руля — и ты в полынье».

Он увидел провалившуюся машину в первом же рейсе, когда их колонна попала под бомбёжку. Тогда, стараясь маневрировать из-под ударов, Сергей