— Ну сколько можно уже…

Я возвращаюсь в гостиницу, когда спать остаётся часа два. Ну что же, хоть десять минут. Падаю в постель, отрубаюсь и вскоре поднимаюсь, подчиняясь внутренним часам. Почти, как Штирлиц.

Умывание, растяжка и «утро красит нежным светом». Всё это у меня имеется. Иду сразу по намеченной программе. Звоню Наташке. Она уже готова, сидит на чемоданах, ждёт вызова, и я её вызываю. Потом звоню Мартику, поднимая его с постели. Он пугается, но, поняв, что всё хорошо успокаивается и соглашается на время, которое я предлагаю. То есть через час.

После завтрака я мчусь к нему на улицу Готвальда. Галина хотела тоже поехать, но в такую рань я её будить не стал. Квартира производит отличное впечатление. Просто вау-эффект. Четыре комнаты, всё в отличном состоянии, хотя и бардак. Кругом чемоданы, коробки и вещи, брошенные прямо на пол.

Высокие потолки, толстые бронебойные и звуконепроницаемые стены, большие окна, венецианские люстры, паркет и натуральное дерево сервантов, комодов и секретеров, покрытое благородным и древним шеллаком.

— Не обращайте внимание на беспорядок, мы пакуем вещи. Это Роза, моя благоверная. Розочка, смотри, этот мальчик твой племянник по папе.

— Как это, Мартик? — поражается дородная и простоволосая Роза, едва вмещающаяся в махровый халат.

— Как-как! Ты что «Собаку на сене» не смотрела? Я уезжаю в дальний путь, но сердце с вами остаётся! Как он купит квартиру, если он не наш родственник и абсолютно не композитор? Что, твой папа восстанет и будет возражать? Двадцать пять тысяч на дороге не валяются! Да ещё и пересчитанные в доллары.

— Кажется, Март Вольфович, мне снова придётся начинать с пятнадцати, — смеюсь я. — И это, включая мебель и два портрета в античном стиле.

— Такой юный, а уже хищник, — сокрушается Мартик. — Я просто позабыл. Роза, двадцать тысяч тоже деньги. Покажи ему всё как следует, пусть накинет пару тысяч. И Руфочку, Руфочку покажи, вдруг он решит жениться на ней, а не на своей зеленоокой газели.

— Руфочке ещё пятнадцать, Мартик! И она убежала сдавать учебники в библиотеку.

— А куда ему торопиться? Ему самому чуть больше пятнадцати! Проходите, проходите, Егор. Где нам найти такого жениха, как вы, солидного и с состоянием? У вас есть брат?

— Это ваши картины, Март Вольфович?

— Конечно, да, кто бы ещё согласился повесить их на мои стены?

— Мне они нравятся. Вот этот натюрморт просто чудесен.

— Что вы несёте⁈ Это не натюрморт, это же танец маленьких лебедей!

— Что? — смеюсь я.

— Роза, он смеётся, ещё и шутки понимает. Не хотите уехать с нами, молодой человек?

В конце концов он меня раскручивает на двадцать три, но оставляет всю мебель, а она антикварная, старинная и очень красивая. Сюда же входят три больших полотна и будущий портрет Наташки, который он написать, скорее всего, не успеет, но будет должен.

Работает он в соцреализме, но техника очень хорошая. В знак особого расположения и вспыхнувшей любви, он дарит мне две ярких абстракции, которые, всё равно, некуда девать — с собой везти нелепо, а здесь… ну кто их купит.

— Признаюсь, вы заставили меня нервничать. Нам уезжать через несколько дней, а вас след простыл. Поманили, наобещали и исчезли. Я из уважения к вам и отцу Галины отказал всем претендентам, а вы просто испарились.

Он звонит и безжалостно будит Галю и просит немедленно-немедленно-немедленно звонить Бурятову, чтобы тот собирал собрание членов кооператива. Ну, и с ним, собственно тоже нужно поговорить.

— Что⁈ — с жаром выдыхает он в трубку. — Этой жабе я не дам ни копейки… Галина! О… Галина… Ты меня убиваешь…

Поменять деньги тоже не так уж просто. Двадцать тысяч сумма немаленькая, а времени на эти дела совсем почти нет.

— За каждые шестьдесят пять копеечек по доллару, да Егор? — уточняет Мартик.

Я смеюсь:

— Это, Март Вольфович, вам в Государственный банк СССР придётся обратиться, чтобы валюту по такому курсу приобрести. Боюсь, я смогу поменять только рублей по девять. В лучшем случае, по восемь.

— Но это же чистой воды грабёж, Егор! Как вы себе это представляете? Вы хотите понизить сумму в двенадцать раз? Это же всего две тысячи восемьсот семьдесят пять долларов США, если брать по курсу один к восьми. Вместо обещанных тридцати трёх тысяч восьмисот сорока шести. Форменное безобразие.

— Что я могу, дорогой вы мой? В банке у меня связей пока что нет. Я узнаю, по какому курсу возможно произвести обмен либо отдам вам рубли.

— Но что мне делать с рублями в Вене? Мы летим в Вену, а уже оттуда дальше.

— В Штаты?

— Тише! — комично хватается он за голову. — Что вы орёте! Какие Штаты! Конечно, в Израиль! И откуда вы знаете?

— Да что тут знать, многие так делают. Подают заявление на статус беженца и летят из Австрии в Америку, обманывая… ой, простите, манипулируя соответствующими службами сразу трёх стран — СССР, Израиля и США.

— Вы точно еврей, — машет он рукой. — Ладно узнавайте про обмен и будем посмотреть, как говорят у вас в Биробиджане.

Выйдя из Дома композиторов, я еду на работу. Захожу в своё крыло и сразу сталкиваюсь с Новицкой.

— Опять опаздываешь! Ты что никак выспаться не можешь? Ты же не медведь, выпадай из спячки.

— Доброе утро, Ирина Викторовна. Вы просто восхитительно выглядите сегодня. Восхитительно!

— Не подлизывайся. Где ты был вчера? Я тебе весь вечер звонила. По девкам шлялся?

— Нет, — качаю я головой. — Сначала был в КГБ, а потом, можно сказать, в МВД. Давал показания по происшествиям. А ты чего звонила?

— Соскучилась. Во-первых, надо было полку прибить, а, во-вторых, я котлеты сделала, хотела тебя угостить.

Котлеты этой ночью я ел. Вкусно, кстати, Галина готовит. Интересно, как готовит Ирина.

— Ты сама приготовила? Серьёзно?

— Ой, можно подумать… Что ты цепляешься? Какая разница, кто приготовил? Давай, чтобы до обеда со всех участников поездки были отчёты с выводами и предложениями. Котлеты, кстати, ещё остались. Можешь приезжать сегодня.

— А что там за полка-то? Книжная что ли?

— Да, книжная. И у меня сверла нет.

— Сверла или дрели?

— Ни того, ни другого, — пожимает она плечами.

— Понятно.

Я захожу к себе и тут же звонит телефон.

— Физкульт-привет! — здороваюсь я с коллективом.

— Да, одну минуту, — говорит в трубку Яна и протягивает её мне. — Егор, это тебя. Привет.

— Алло…

— Егор! Пока гром не грянет мужик не перекрестится!

— Галина? Привет.

— Сначала ждём неизвестно чего, а потом делаем всё в один день, да? Да здравствует цейтнот! Я сейчас еду к Бурятову, он сказал, что у него как раз в плане собрание сегодня вечером. Если наберётся…

— Кворум? — подсказываю я.

— Нужное количество людей. И он намекнул… да что там намекнул, практически открытым текстом сказал, что положительное решение будет зависеть от экономических показателей. Наглец!

— А тарифы не огласил? — интересуюсь я.

— Нет. Сейчас лично с ним переговорю и дам тебе знать. Но деньги нужно будет подготовить перед собранием. И для него, и для Мартика, а то его кондратий хватит.

— Да-да, кто за квартиру не платит, того кондрашка хватит. А у тебя есть человек, который мог бы произвести обмен по выгодному курсу?

— Узнаю, — отвечает она и кладёт трубку.

— Так, товарищи! — обращаюсь я к своим орлам. — Быстро-быстро пишем отчёты о командировке. Друг у друга не списываем и не подглядываем. Яночка, а тебе, я ведь только тебе могу это доверить, придётся написать ещё и за меня.

— Ну, Егор!

— И постарайся, чтобы почерк был похож на мой, либо отнеси в машбюро. Я тебе за это куплю… Что ты хочешь, мороженое, пирожное или цветы?

— Я подумаю, — сердито отвечает она. — Всего этого даже вместе взятого мало.

— Если позвонит ещё раз эта дама, Галина, скажите, что я буду через час вот с этого момента.

Я выхожу из здания, сажусь в машину к Сергеичу и в сопровождении своих охранников мчусь в Дьяково, в штаб-квартиру. Наш дом стоит чуть в стороне от остальных на улице и даёт определённую свободу действий. Заезжаю во двор и захожу внутрь. Здесь у нас круглосуточное дежурство. Караул. Объект постоянно находится под охраной.

Прохожу в секретную комнату, спускаюсь в арсенал, оборудованный в подвале, и подхожу к несгораемому шкафу. Бабки временно храню здесь. Место не самое лучшее, но за неимением более подходящего, пользуюсь им. Это временно. Как и всё в этом мире…

Взяв денежку возвращаюсь обратно, но сначала заезжаю в гостиницу. Поднимаюсь наверх и встречаю счастливых Лиду и Моисея.

— Воссоединились?

— Ага, — улыбаются они.

— Скоро в Геленджик поедете. Цвет здесь?

— Нет,