Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты же собиралась в Прагу зимой?
– Думаешь, зимой со мной ничего бы не случилось?
– Вероятности меньше. На Рождество ты бы поехала с Данилом.
Я промолчала. Алка отсканировала меня, прищурилась и сказала, слегка растягивая слова:
– Понятно. Данил нам здесь ни к чему. И с кем же ты приехала?
– Приехала я одна. Встречал меня Андрей, у него я и живу.
Алка покачала головой:
– Звучит правдоподобно, но что-то в твоих заученных фразах меня настораживает.
Я не стала оправдываться, решив, что подруга – не муж и предвзято к моим романам относиться не станет. Включив кнопку на чайнике образца девятьсот пятого года, я на всякий случай потрогала его рукой. Чайник оказался дееспособным и начал понемногу нагреваться.
– Тебя надо вместо детектора лжи продавать. Ты в эксплуатации недорогая?
– Еще какая дорогая! Прибор им дешевле выйдет.
– Ладно, слушай. Мое чистосердечное признание уже ничего не изменит и никого не спасет. У меня случился виртуальный роман с одним художником.
– Виртуальный?
– Ну да. Мы всего-то пару раз пообедали и один раз позавтракали вместе.
Алка усмехнулась:
– Позавтракали? Завтракают обычно после того, как проснутся вместе.
Я начинала закипать вместе с чайником:
– Это было в общественном месте! На улице! В Праге!
– Не кричи. Ну позавтракали, и что?
– А потом его убили.
– После завтрака?
– Нет. Ночью.
– Где?
– У него дома. Он возле Карлова моста мастерскую снимает. Снимал…
– А что ты там делала ночью, если утверждаешь, что все так виртуально?
– Я там с Андреем была. Мы просто мимо шли.
Алка посмотрела на меня как-то подозрительно:
– Просто мимо шли? Ты это в полиции приготовилась рассказывать?
– Думаешь, придется?
– Думаю, что ты дурочкой меня считаешь и рассказываешь мне сказки на ночь.
– Хорошо, я расскажу тебе сказку. Только страшную. У одной довольной жизнью и мужем дамы случилось увлечение, которое привело ее в Прагу в неурочный сезон. Эта дама нашла вполне подходящее оправдание для своей поездки – решила навестить брата. В Праге она хотела показать брату, как необыкновенно талантлив ее новый мужчина, и они пошли в мастерскую, где жил художник со своим напарником.
– Так, еще и напарник!
– Не перебивай! Когда они подошли к мастерской, ставни были закрыты, но через неплотно закрытые ставни можно было разглядеть окровавленный труп, лежащий на полу. Дама со своим братом вошла в мастерскую, ведь у нее был ключ…
– Ты идиотка?!
Я угрожающе посмотрела на нее:
– Опять перебиваешь?!
Алка широко раскрыла глаза и тихо шипела что-то на немецком. Я продолжала:
– В то время, когда печально известная нам дама старалась понять, есть ли еще хоть какие признаки жизни в теле живописца, некто из шкафа смотрел на нее в замочную скважину…
Подруга моя на время перестала дышать. Я сделала страшное лицо и продолжила:
– Когда дама склонилась над трупом, этот недоброжелатель сделал несколько снимков, которые уже появились в интернете на полицейском сайте. И ей с братом пришлось убегать из пражской квартиры, потому что вопрос опознания займет всего часов десять-двенадцать.
– Понятно. И почему же вы решили выбрать столь эксцентричное место для убежища?
– Мы его не выбирали. Оно само нас выбрало.
Я рассказала Алке про письма, про реставраторов и про исчезновение Андрея.
Посидев еще какое-то время молча, Алка спросила:
– А ты ему звонила?
– Кому?
– Андрею, когда он пропал.
– Зачем? Его телефон у меня. Я у него взяла, чтобы позвонить, потому что на моем деньги кончились. Потом я по привычке сунула телефон Андрея в свою сумочку и забыла о нем.
– А Андрей что, вот так просто оставил тебе свой телефон? А если что по работе?
– Он взял пару дней отпуска. И к тому же для работы у него другой телефон. Этот для личной жизни.
– Плохая, видать, у него личная жизнь, если он забыл у тебя телефон забрать. Ты звонила ему на рабочий?
– Не отвечает.
Алка зевнула.
– Понятно. Ладно, давай спать. Завтра что-нибудь придумаем.
15 сентября 1870 г. Париж.
Бланка ждала. Еще в четверг на прошлой неделе она отправила письмо де Монбару и теперь мучилась от ожидания и от возможных последствий, к которым мог привести ее рискованный шаг. Де Монбар не из тех, кто будет церемониться с дамой, а тем более с ней. Наконец в среду приехал гонец с ответом: «Вы можете присоединиться ко мне завтра утром на прогулке. Я буду в парке с 10.00 до 11.30. Мою лошадь по прежнему зовут Прелат, и я предпочитаю синий цвет». Со стороны высокородного графа это было большим искусством, назначить встречу в публичном месте, но так, чтобы вокруг никого не было. Бланка была не слишком хорошая наездница и предпочитала кареты. Как-то на охоте она неудачно упала с лошади и за те несколько месяцев, которые ей пришлось провести в постели, решила, что больше не любит светские развлечения в охотничий сезон. Де Монбар же, напротив, был врожденным кентавром. Он составлял с конем единое целое, и выбить его из седла ни одному турку не удавалось. Своих лучших лошадей, а на памяти Бланки их было более двухсот, он называл Прелат. Равви рассказывал, что свою торговую компанию де Монбар назвал в честь лошади, и она постепенно набирала вес, становясь все более интересным конкурентом для корпорации Монсеньора.
Утром в назначенное время она подъехала к центральным воротам парка на рыжей кобылке, которую совсем недавно поставили под седло. Других вариантов у нее не было, старая послушная кляча недавно издохла, и пришлось срочно подбирать какое-нибудь не слишком резвое и в меру покладистое животное.
Де Монбар был на достаточном расстоянии, и Бланка могла немного перевести дух, чтобы унять волнение от предстоящей встречи.
С графом нужно быть в полной боевой готовности, никогда не знаешь, куда может завести этот приватный разговор. Он медленно приближался к ней на своем черном жеребце, и кобылка Бланки занервничала. Натянув поводья, Бланка слегка осадила лошадь и потихоньку тронулась навстречу графу. Когда их лошади поравнялись, де Монбар приподнял свою шляпу и галантно спросил:
– Какой важности должно быть дело, чтобы вы решились встретиться со мной, красавица! Что нового во вражеском стане?