но многие болтаются на месте: у столов кафе, на скамейках. Это те, кому некуда пойти. Один мужчина с высоты коленного сустава кричит на прохожих, другой держит плакат с обличающими лозунгами; третий, затянутый в лайкру, подтягивается на одном из дорожных знаков.

В воздухе разлито ощущение спешки: от дороги, вокзала, темпа городской жизни, утонувшей в расписаниях и заторах, сочиненной по всем правилам композиции городского блюза. Шорох шин, горение топлива, писк сигналов, отзвуки обещаний; музыка, движение, сирены, ярость. Тормоз — газ, тормоз — газ, и так постоянно.

Автобусы широкой дугой заезжают по крайним левым полосам, втягивают в себя пассажиров и тяжело выбираются обратно, втискиваясь и стараясь удержаться в потоке транспорта. Один из них, направляющийся на восток, подъезжает к остановке, и пассажиры уже заметили сквозь запотевшие окна на другой стороне, через три светофора, автобус на юг. Они высыпаются из дверей и спешат к светофорам с болтающимися у ног пакетами и малышней, но зеленая волна светофоров настроена не для них: когда двухэтажный автобус, к которому они стремились, снимается с места, они успевают добраться только до одного из островков безопасности, и добежать до цели успевают только те, кто плюнул на правила и безрассудно рванулся через все шесть полос. Один из бегунов к переключению светофора добрался лишь до середины и застревает: ему неловко, он глядит из стороны в сторону, пока светофор не переключается снова и не дает ему возможность прошмыгнуть к противоположному берегу и посмеяться вместе с парой прохожих, заметивших его неудачу.

Эти прения продолжаются весь день и большую часть ночи; собрание анонимов, где каждый следует своим путем и пытается сэкономить пару минут по дороге домой. Вот так все и происходит: все осознают опасность, все ознакомлены с рисками и в состоянии прочитать желтые знаки с предупреждениями на обочине дороги, но уверены, что вероятность их защитит и что трагедия найдет свою жертву где-нибудь еще.

* * *

Пациент лежит на дороге, голова покоится на бордюре, как на подушке. На улице темно, а он лежит в тени автобуса, прямо рядом с мусоркой. На лице и волосах у него запеклась кровь. Куртка порвана, одежда в грязи, ноги неловко скосились влево. Один ботинок слетел.

Скорую вызвали на остановку сердца, но я вижу, что он дышит. На месте происшествия еще один фельдшер быстрого реагирования, который наткнулся на пациента по пути. Вокруг нас масса людей и машин: суета, спешка, шум, вспышки света. Сейчас десять часов вечера.

Мы чуть дальше остановки, и у автобуса включены аварийные огни: он отгораживает полосу. Я паркуюсь рядом, чтобы обеспечить нам дополнительную защиту, но транспорт все равно проталкивается мимо нас: водители приостанавливаются, бросают взгляд, затем уносятся прочь.

Я не успеваю даже дойти до пациента, как у меня жужжит рация, и меня просят дать отчет с места. Я докладываю диспетчеру, что вижу: пациент ранен, но не мертв, подробности потом; на другом конце мне говорят, что на вызов отправили бригаду с травматологом. Я прикасаюсь к плечу первого фельдшера.

— Привет, коллега. Чем помочь?

— Я пытаюсь понять, какие у него травмы. Значит, мне кажется, ему около сорока. Его сбила машина.

— Кто-то видел, что произошло?

— Судя по тому, что мне рассказали, он выскочил из-за автобуса.

От нас до пешеходного перехода — метров двадцать.

— Водитель говорит, что он ехал на скорости 60 километров — кто его знает? Судя по всему, пробил стекло. Сам пока не видел скол. Машина вон там.

Я смотрю вдоль дороги. Это дорогое авто с тонированными стеклами, и стоит оно метрах в ста — долгий тормозной путь, если шофер сбил человека на скорости 60 километров в час.

— Ясно. К нам едет бригада с травматологом.

Я обхожу пациента, становлюсь за ним и кладу руки ему на плечи.

— Друг мой, это скорая. Вы меня слышите? Вам нужен покой. Постарайтесь не двигаться.

Я кладу руки по обе стороны его головы. Мой коллега подготавливал кислород, и теперь он протягивает маску, чтобы надеть ее пациенту на лицо, но тот уворачивается, стонет и отталкивает ее. Такого нам не надо. Он перенес сильное механическое воздействие, и мы не можем не подозревать повреждение позвоночника. Нам нужно, чтобы он не двигался. Любое ненужное движение может привести к катастрофическому повреждению нервной системы.

— Мы вам поможем. Постарайтесь не двигаться.

Я стараюсь удержать его, но это его только раздражает: он машет рукой в попытке меня оттолкнуть, переходит в полусидячее положение и поворачивает голову. Он пытается что-то крикнуть, но выходит приглушенное рычание: голос теряется в гортани или в отуманенном мозгу. Я не могу разобрать, что за звуки он издает — слова или просто шум: результат сотрясения мозга? Или пьяной обиды? Нам будет трудно с ним договориться.

Толпа у автобусной остановки наблюдает за сагой, разворачивающейся в паре метров от ее ног. Никто не дает советов и не пытается вмешаться — что удивительно. Обычно сразу нашлась бы пара местных экспертов, кто-то попытался бы ввернуть замечание или заговорил о возмещении ущерба. Но мне кажется, они чувствуют, что сегодня нужно предоставить дело людям на машинах с синими мигалками.

* * *

Когда речь идет о травмах, сотрудники скорой помощи любят напускать на себя невозмутимый вид. Внешнее впечатление — это все, поэтому важно притвориться, что ты уже видал все это раньше. Искалеченные и оторванные конечности? Старо. ДТП со смертельным исходом? Да пожалуйста. Многочисленные ножевые раны? Да каждый день.

На деле все не так просто. Никого не заставишь в этом признаться, но большинство работников скорой испытывают такие же сильные эмоции от кровавых и страшных вызовов, как обычный зритель «Дорожного патруля», просто они получают свой прилив адреналина от реальной жизни, а не с прямоугольного экрана в углу гостиной. Перестрелки, трупы на рельсах, падения с большой высоты: в мире скорой помощи это считается самой престижной работой. Такие вызовы дают пищу для драматических рассказов: откуда ни возьмись, на тебя сваливается момент, меняющий чью-то жизнь, и исход его по-прежнему не определен. Восхищение такими вызовами так же распространено в комнатах отдыха на подстанциях скорой помощи по всей стране, как и среди широкой публики, просто оно выражается в более сардонической и небрежной форме.

Поэтому, если у тебя выдалась оживленная смена, напарник может выдать знаменитую фразочку:

— Никогда больше не буду с тобой работать!

Если у тебя выдастся целый ряд тяжелых вызовов, коллеги могут присвоить тебе прозвище «Доктор Смерть» или «Магнит для травм». Это — шутливые обвинения в том,