с таким работаю. Чем ты со мной расплатишься?

Мавна была готова к тому, что придётся что-то отдать. Она бы вовсе отдала всё, что имела – но имела-то ведь немногое. Особенно сейчас, вдали от дома, когда нельзя было вынуть из сундуков украшения, ароматные масла и другие ценности, которые привозили ей отец и Илар.

– У меня есть деньги. – Она суетливо полезла в сумку, отыскивая монеты. – И вот это. – Рука потянулась к груди, к бусам.

Царжа поджала губы и покачала головой.

– Ла-адно, девка. Вижу, ты сильно переживаешь. Плата у тебя не ахти какая, но мне и такое сойдёт. Побереги пока. Вернёшься через несколько дней, тогда и отдашь.

– А Раско?

– Животину я у себя оставлю. Тут нужно долго чары наводить. Пробовать и так и эдак. Вытащить человека из зверя – непростая задача. Будет у меня тут спать и есть, а ты лишний раз не ходи, себе душу не трави и мне не мешай. Тебе не понравится, если ты увидишь его посреди превращения. Лучше гуляй, забавляйся, на торг сходи, поглазей. Ты одна сюда приехала?

Мавна мотнула головой.

– Нет. Не одна.

– Вот и славно. Вместе время быстрее пролетит. Ночевать-то есть где?

– Нет…

– Тоже ничего. Есть у меня одна комната, последняя. Проведу, как попросишь. А пока ступай. Отдыхай. Город посмотри. Ты ведь не местная, верно?

Мавна слушала успокаивающее хрипловатое бормотание Царжи, видела козла, который принялся жевать конец скатерти, а в ушах нарастал шум. Неужели вот так всё и закончится? Никто не удивился её просьбе. Не выгнали с позором вместе с козлом. Не попросили отдать кровь, слёзы или душу в обмен на колдовство райхи. Неужели вот эта маленькая седеющая женщина и есть та, кто вернёт в её жизнь покой и снимет груз вины, из-за которого она уже год не может дышать полной грудью?

Колени ослабли, и Мавне пришлось опереться рукой о стену.

– Милая, – всплеснула руками Царжа, – давай сразу в комнату провожу?

– Нет, – снова повторила Мавна, едва ворочая сухим языком. – Просто хочу… на воздух. Здесь душно. – Она подняла на Царжу глаза и ухватила её за руки. – Спасибо. Спасибо большое. Не знаю, как я…

Царжа осторожно, чтобы не обидеть, освободила свои ладони и мягко улыбнулась.

– Не за что пока, девочка. Ничего не обещаю. Ты заходи потом. Потом заходи.

Мавна не помнила, как вернулась по длинному проходу – наверное, держалась за стену и едва переставляла ослабшие ноги. Голову распирало от странных ощущений и мыслей, они роились, не до конца понятные и оформившиеся, сталкивались и искрили. Хотелось просто выйти, сесть и не думать ни о чём. Хотя бы некоторое время.

В дверях она столкнулась с кем-то и не сразу узнала Варде. Он подхватил её под локти.

– Всё хорошо?

Мавна закивала, а потом тут же замотала головой.

– Не знаю. Он останется там. А ты…

– Тоже хочу поговорить. – В темноте прихожей было непонятно, но, судя по голосу, Варде был напряжён. – Вдруг удастся что-то узнать. Вспомнить. И насчёт шкурки…

– Ох. Только не говори ей лишнего о себе, пожалуйста. Хорошо?

Мавна чувствовала, как от него пахнет прохладой и рекой – так знакомо, так свежо и приятно, будто этот запах был чем-то, чего ей так не хватало в этом странном доме и в жилище Царжи. Всхлипнув, Мавна крепко обняла Варде. Он уткнулся лицом ей в шею, и они простояли так всего немного, прежде чем одновременно смущённо отстранились.

– Удачи. И будь осторожен.

– Я никому не скажу, что пью кровь. – В полумраке мелькнула улыбка. – А дальше… Как получится.

Варде пошёл дальше, а Мавна, проводив его взглядом, вышла наружу.

Вечер сгустился настолько, что небо стало совсем тёмным, с крупинками звёзд. Мавна сделала несколько шагов, пересекла двор и остановилась на мостовой. Медленно вдохнув, она почувствовала, как грудь наполняется прохладным воздухом. Вокруг витали запахи: свежесть, что-то съестное, что-то сладкое, снова дым… Она вдохнула снова, ещё глубже. Тугой узел в груди расправлялся. Удивительно, но теперь, без козла на поводке, ей стало легче. Будто она передала его Царже, а вместе с ним – все свои заботы и свою вину.

Тот день на болотах, будто растянувшийся на целый год, давно закончился. Она не уследила за братом. Илар не смог его найти. Но Варде дал ей надежду, а она не побоялась нырнуть в топь и вернулась оттуда с козлом. Смородник довёл их до Озёрья живыми и целыми. И Мавна сделала всё, что могла: теперь остаётся ждать и надеяться. Теперь она будет молиться Покровителям о том, чтобы у Царжи всё получилось. Не о том, как добраться сюда живыми. Не о том, чтобы болотный царь её выпустил. Не о том, чтобы не утонуть в болоте. Не о том, чтобы Илар нашёл Раско. Теперь – только о силах Царжи.

Глаза раскрылись шире. Мавна только сейчас по-настоящему рассмотрела Чумную слободу: площадь с церквушкой, улочки и дворы, гуляющих людей и торг за другом конце площади, а чуть дальше – танцующих вокруг жаровни людей. Услышала смех и музыку, разговоры сразу на двух языках. В кожу впитывался ночной ветер, её всю наполняли запахи, цвета, звуки – будто весь год она была запечатанным сосудом, который наконец-то решили наполнить. В груди что-то скреблось, но не тоскливо, как обычно, а приятно. С удивлением Мавна поняла, что снова испытывает радость – слабую, бледную, омрачённую множеством горьких вещей, но всё-таки радость.

Она прошла ещё немного, и на мостовой увидела Смородника. Он сидел прямо на камнях, скрестив ноги, и задумчиво смотрел куда-то в сторону костра, покачивая в ладонях кружку с чем-то дымящимся. Мавна постояла немного, разглядывая его: серая с красной вышивкой рубаха, латаная-перелатаная после драки с упырями, длинные чёрные волосы с косицами у висков, резковатое лицо с крупным носом, багровый ожог и след укуса на шее – сейчас он сидел так, что не было видно глаз и бровь со следами искры, и казался просто уставшим молодым райхи, который не дошёл до праздника у жаровни.

Мавна украдкой улыбнулась. Не будь он таким ворчливым и скорым на расправу, показался бы ей даже неплохим парнем. Она подошла и села рядом, обернув подол платья вокруг ног.

– Ну что Царжа? – Смородник повернулся, сверкнув наполовину белым глазом.

– Оставила Раско у себя. Приду через пару дней. Тогда видно будет.

Мавна поджала губы. Дошла бы она до Озёрья одна? Конечно нет, даже не узнала бы дорогу – да и упыри сожрали бы раньше, чем она приняла мысль,