– И где же они спрятаны?

– В ее квартире, скорее всего.

– Вы же говорили, что она съезжала от васналегке, – с иронией заметил Петр.

– Она могла передать их своей заклятой подружкеГолицыной, та их до поры припрятала, а потом…

– Быть может, они и теперь у Лизаветы Петровны? –со смутным беспокойством спросил Петр.

– Вряд ли… Вете она не очень доверяла, поэтому ясомневаюсь, что бабка сделала старуху Голицыну пожизненным сторожем своихсокровищ, скорее курьером… А впрочем… – Евины глаза алчносверкнули. – Впрочем, все может быть… Хм… А не наведаться ли мне кдостопочтенной Елизавете Петровне в гости, а Петр?

Петр очень внимательно посмотрел в лицо девушки, пытаясьпонять, играет она или на самом деле не знает, что достопочтенная ЕлизаветаПетровна уже несколько часов как мертва. Осмотр результатов не дал: набезупречно красивом лице Евы не отражалось ничего, даже алчный огонек в глазахпогас, уступив место спокойному голубому мерцанию.

– Наведайтесь, – проговорил наконец Петр. –Думаю, узнаете много интересного…

– Считаете, сокровища у Голицыной? – встрепенуласьЕва.

– Считаю, что их не существует…

– Они существуют, – уверенно сказала она.

– Ева, попытайтесь мыслить логически…

– При чем тут логика?

– Да если бы Элеонора Георгиевна владела сокровищами,она завещала бы их, как остальное свое имущество, Анне Железновой, что гораздопроще и, наконец, безопаснее… Логично?

– Логично, но не умно. Потому что в этом случаенаследнице пришлось бы заплатить налог государству.

– И что?

Ева неожиданно рассмеялась и игриво стукнула Петра своейузкой ладошкой по плечу.

– Какой вы, право, наивный. Кому ж охота отстегиватьгосударству кровные денежки?

Петр не нашелся что ей возразить, поэтому промолчал, а Еватем временем продолжала:

– Тут еще надо знать бабку. Она ненавидела нашегосударство. Россию, родину свою, любила, а Советское государство – нет. Дажекогда СССР развалился, она продолжала ненавидеть СНГ. Как она любила говорить,пока не сдохнет последний коммуняка, для меня Российского государства несуществует… – Ева усмехнулась. – Бабка была непримиримойантисоветчицей! Идейной контрреволюционеркой и мелкой вредительницей…

– Как так?

– Ни дня не работала, чтобы государство на ней ненаживалось, при этом пользовалась всевозможными льготами, то как вдовагенерала, то как наша опекунша, и считала это мелкой пакостью ненавистнымкоммунякам.

– Элеонора Георгиевна была оригинальнымчеловеком, – с улыбкой заметил Петр.

– Это точно, – подтвердила Ева. – Например,она обожала всякие тайны. Шарады, загадки, головоломки. Но не журнальные, ажизненные. И это вторая причина, по которой она не завещала драгоценности АннеЖелезновой.

– Не понял…

– Вам известно, что бабкина мать, княгиня Шаховская,уберегла от красных фамильное добро?

– Эдуард Петрович что-то рассказывал, – все еще непонимая, к чему она клонит, сказал Петр.

– Она спрятала мешок с драгоценностями в фамильномсклепе, когда семья Анненковых, к коей она, собственно, принадлежала порождению, покидала Москву. О местонахождении этого клада она указала вмалюсенькой записке, которую сунула в медальон на груди своей годовалой дочери,там было потайное отделение…

– Насколько я понял, вашу прабабку убили пьяныекрасноармейцы?

– Да, но они пощадили грудного ребенка. Девочка выжила,выросла, повзрослела. А в двадцать пять лет случайно обнаружила в своеммедальоне, который она никогда не снимала, записку.

– И нашла фамильные сокровища?

– Представьте себе. Несмотря на то что в склепрегулярно наведывались мародеры, сокровища уцелели. Потому что княгиняШаховская самолично зарыла их под гробом деда так глубоко, что дажестервятники-грабители не докопались.

– К чему вы клоните, я не понимаю?

– Я клоню к тому, что бабка рассказывала эту историю ссокровищами тысячу раз, неизменно пуская слезу на последнем предложении, азаканчивала свое повествование одним и тем же постскриптумом: «Я бы поступилаточно так же…»

– То есть она собиралась зарыть драгоценности в могилеодного из своих родственников? – не поверил Петр.

– Просто спрятать. А указание, как их искать, оставитьв виде шифра… Ей казалось это захватывающим, интересным… Глупость несусветная,вы не находите?! – воскликнула Ева.

– Я нахожу это плагиатом, – с улыбкой парировалПетр: с каждым новым фактом он больше и больше убеждался в том, что ЭлеонораГеоргиевна просто издевалась над внучкой, придумывая таинственные истории,потому что все они очень по-книжному звучали. – У Конан Дойля был такойрассказ! Не помню названия, но там потомок какого-то аристократа так же искалсокровища по шифру. Пятьсот шагов на север, триста на восток, и когда тень отстарого дуба перекрестится с тенью чего-то еще, в этом месте он и найдетсокровища… Это я порю отсебятину, дословно не помню, так как читал оприключениях Шерлока Холмса в младшие школьные годы…

– Ну и как? Нашел потомок сокровища?

– Нашел, предварительно убив одного из своихродственников, – припомнил Петр. – Надеюсь, вы не будете брать с негопример?

– Вы же сами сказали, один мертвый родственник не решитпроблему, – весело ответила Ева. – Так что я пойду дальше и прикончучетверых…

Петр осуждающе нахмурился, он не любил таких циничных шуток.Особенно если их исторгал хорошенький женский ротик: звучало противоестественно.

– Вы узнали все, что хотели? – спросил он послезатяжной паузы.

– Все.

– Тогда будем прощаться.

– Вы меня заморозили чуть ли не до смерти, – шутяупрекнула его Ева.

– Извините, – буркнул Петр, делая шаг в сторонукрыльца.

– Это все, что вы можете сказать?

– Еще могу пожелать спокойной ночи…

Ева сокрушенно покачала головой, как будто ждала от негосовсем других слов. Петр сделал вид, что не заметил ее разочарования, на этом ираспрощались: она направилась к своему джипу, он к крыльцу. Минутой позже Петруслышал, как заурчал мотор внедорожника.

Когда шум двигателя растаял в ночной тишине, Петр вошел вздание своей конторы, предварительно разбудив настойчивым стуком прикорнувшегоза стойкой охранника. Часы в холле показывали половину двенадцатого, этоозначало, что ночевать придется на узком кабинетном диванчике, так как временина возвращение домой уже не осталось: пока поработает, пока доедет, покауляжется – уже и вставать пора.