был у отца недавно, кто давно, а кто вообще забыл. На мать, добавил он, рассчитывать нечего, и пожал огромными плечами. Дорис подмела могилу. Уложили венок, щелкнули спички.

– Бедный папа, – сказал Сташек. Уселся на скамеечке рядом. – Я страшно на него злился, знаешь. Мне жаль, что он не может увидеть того, что мы сделали сейчас. Я на него злился за то, что должен был пахать с работягами. Наравне с другими. Я думал, он за что-то меня наказывает, а оказалось, что нет, благодаря этому я дошел туда, где я сейчас. Он с самого начала велел мне снимать собственную квартиру, представляешь?

Дорис присела рядом, попыталась взять его за руку. Сказала:

– Да ну что ж тут такого.

– Ну да, ну да. Мне просто выговориться надо. Он как уехал из Рыку, так для меня и мир кончился. Наверное, так и было. А потом, уже здесь… Я всегда пытался его удивить. Глупо, правда? Думаю, что он предвидел даже болезнь. На прощание он мне только сказал, что я не справлюсь. Вот просто так. Представляешь? – Он сжал кулак. – Ошибался.

– Может, он это видит?

– Да прямо!

– Ну ладно, но это все было уже давно. Когда ты был рабочим-то? Когда умер твой отец?

Сташек поднялся с лавки.

– Вот именно. Давно, но все же было. Тебе скучно со мной, да?

Он пошел в направлении деревянной часовенки и дальше, на выход. Вызвал такси. Дорис не могла поспеть за этим нервным силуэтом в темных брюках поверх высоких сапог. Сташек, казалось, плывет над могилами, и он действительно был нудным. Всегда говорил одно и то же, когда приходил на кладбище.

5

Адвокат Пирошек опирался о медового цвета стекло банка. Он был светлее остальных прохожих, менее угловатый, вырезанный из более тонкой бумаги. Сташек опоздал. Выскочил из такси и услышал, что ему надо притормозить.

– Сфотографируй себя. Ты выглядишь как призрак.

– Уже немного осталось.

Пирошек принял папку и заглянул внутрь.

– Как юрист скажу тебе, что лучше и быть не могло. Как друг… Ну, я видел таких, которые считали себя рабами обстоятельств. Хер с ней, с фирмой. Но это твое жилье. Дом от родителей. Я бы этого не закладывал.

– Ты молодец. Как юрист и коллега. Но зачем мне говорить то, что я и так отлично знаю?

– Я не знаю, что ты пробуешь поменять. Но таким образом ты этого не изменишь.

Сташек смотрел перед собой. От кольца приближалась мусульманка с глубокой коляской. Лоб ее светился, как крест. Между ней и худым парнишкой в облегающих шмотках протянулись золотистые нитки. Из автобуса высыпали пассажиры с черными растянутыми головами.

6

В иное время персональный менеджер клиента Урсула Сова охраняла бы главные ворота монастыря. Выскочила из-за стола, сказала, что очень рада его визиту. Пирошек согласился на кофе. Сташек вежливо отказался.

– Пан Станислав, позвольте мне сказать, что вы выглядите не лучшим образом.

– Мало сплю.

– Господи, я надеюсь, что это не из-за нас. Ваш дорогой папа был точно таким же. Из-за каждой бумажки переживал.

– Папа, не будь фирмы, мучил бы себя чем-нибудь другим. – Он заметил красноватый крестик на ее шее. – Бог забрал его к себе, чтобы папа переживал о нашем мире вместо Него.

– Не надо так даже шутить. Вы принесли векселя? Ну, разумеется, да. Как отец, просто копия.

– Я не переживаю так, как папа.

– Правильно, потому что и нечего переживать. Вопрос поднят, и вам дают зеленый свет. Я вам неофициально скажу, что кредитный комитет оценил вас положительно, и второй транш у вас практически в кармане. Придется немножко побегать, но дело, считай, верное.

Сташек взвешивал то, что услышал. Горло Урсулы Совы вздувалось при каждом вдохе. Лоб кончался сразу над бровями. Моргали дружелюбные глаза.

– Нашей семье повезло, что мы встретили вас.

– Да ну что вы! Вы просто честные люди. Это самое главное.

7

Дорис боялась лифтов, поэтому они поднялись на восьмой этаж по лестнице. Сташек перепрыгивал по три ступеньки.

Поругались еще на пороге. Мать – высокая, с каменным кулоном на сморщенной груди – злилась за опоздание. Сташек ответил, что виноват не он, а такси. Сперва одна фирма не могла найти ни одной машины, потом вторая, в третьей водитель заблудился, и они вызвали следующего. Мать ответила, что они могли бы выйти пораньше. Сташеку никогда и в голову не приходило прогибаться под мир. Скорей ожидал обратного. Так он сказал, снимая сапоги.

Квартира состояла из двух комнат, объединенных в одну. Над складной кроватью висели акварельные пейзажи, привезенные из Рыкусмыку – Собор Мира, замок и рынок. Мать собирала фотографии со всего мира и цветы. Сташек ждал еды и переключал каналы. Мать попросила сделать телевизор потише. Неохотно сделал. На столе оказались карбонат, печеная картошка и салат из свежих овощей. Сташек сказал, что ему такое нельзя. Мать погладила его по голове, и они молча поели; женщина ела понемногу и поглядывала то на Дорис, то на него.

После обеда они перебрались на диван, мать осталась в кресле. Сташек в основном рассказывал об инвестиционных проектах и о том, как здорово все заработают на Магдаленке, а мать кивнула и сказала, что отец думал абсолютно так же, и вот его с нами уже нет.

– Отец это отец, а я это я. Не заботился о себе, курил…

– Пил.

– И это тоже. И фирма была другая. У меня все не так. Ну и вдобавок, что из этого. В худшем случае проживу на десять лет меньше.

– Глупости говоришь. А что ты об этом думаешь? – Мать обратилась к Дорис: – Хотите что-то еще попить?

Дорис покачала головой.

– Каждому надо понимать, когда ему остановиться. Вопрос, пора уже или еще нет. И к тому же Сташек не работает так тяжело, как вы полагаете. Он, так сказать, находится под чутким контролем.

– Ну, я надеюсь. Но несмотря на это… Сынок, ты только посмотри на себя.

– Ты бы хотела, чтобы я бросил это все к чертям. А лучше всего, чтоб я был бедным и сидел тут с тобой. Чтоб мы вместе сидели. Слюнки пускать, глядя на витрины? Отпуск проводить в Сандомире, да?

– Я ничего подобного не сказала. Я боюсь, что ты внезапно лишишься всего. И вдобавок останешься с подорванным здоровьем. А ты упираешься и все тянешь и тянешь эту ношу, на которой уже надорвался и умер твой отец. Которая нас убила, потому что и это тоже правда.

– Да это же продолжение все того же разговора. Что я ни сделаю, все плохо. Плохо, нехорошо, не так. Ну, так что же мне делать? – Сташек поднялся и перешел на крик. – Было бы прекрасно, если б хоть кто-то в этой семье перестал мне мешать, если б кто-то помог хоть раз, а не только говорил, поучал, советовал, как надо, а как нет.

– В такие минуты мне хочется закурить.

– Ну и прекрасно. Кури, мамочка, если есть такое желание.

– Не повышай на меня голос. Говори, что хочешь, но голос не повышай.

– Так, может, я просто уйду? – Сташек рванулся в прихожую, натянул сапоги, кусая губы. Дверь открыл рывком. Крикнул Дорис: – Ты идешь?

Дорис пожала плечами. Не смотрела ни на мать, ни на сына. Сташек воздел кулаки и выдохнул, что даже она против него, уже не одна женщина, а две. Мать подошла к нему, взяла за руки и сказала, чтоб успокоился, что оно того не стоит, они и так редко видятся. Сташек ответил, что это его прикончит. Не работа, а именно эти встречи раз в две-три недели, к которым готовится уже за несколько дней. Мать с улыбкой посоветовала ему не говорить глупостей и потянула обратно в глубь квартиры. Он без слова упал на диван. Сидел и переключал каналы. Мать принесла желе со взбитыми сливками. Дорис взяла Сташека за руку.

8

Только выйдя, Дорис проявила свое неудовольствие. Они ждали такси. Сказала, что, может быть, ей не надо приходить, потому что если два взрослых человека устраивают себе личный ад, то это их дело, а ее дело сторона. Не позволила себя обнять. Сташек предложил немного пройти пешком. Зашли в квартал