Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они крепко обнялись. Напоследок молодая супруга правителя вложила в руку Калли крохотный предмет и трепетно свела пальцы девушки в кулак.
– Передай это Наиру, когда встретишь его. Пусть он знает, что я помню наши свидания. Но хранить его подарок здесь небезопасно.
Калли покинула комнату. Ведомая служанкой, она долго не решалась раскрыть ладонь. Когда же даму сменил слуга и повёл девушку всё теми же запутанными лабиринтами коридоров к выходу из гаремного корпуса, она, наконец, посмотрела на предмет. Это была крохотная капелька высохшей смолы с застывшей в ней мушкой. Насекомое попало в янтарь при не самом удачном вираже, да так и застыло в этом положении с раскинутыми крылышками. Существо можно было рассмотреть со всех сторон, а потому Калли, поместив камушек между пальцами, жадно вглядывалась в положение крохотного туловища, согнутых в сочленениях тонких лапок, едва различимых в блеске чайного цвета прозрачных крыльев. Полёт не может длиться вечно и как бы не досадовала несчастная муха за несправедливость бытия, следовало поблагодарить природу за возможность остановить незримое мгновение и разглядеть его. Забыв обо всём, увлечённая созерцанием, Калли врезалась в спину слуги, который остановился возле знакомой ей лестницы в подвал. Рука с янтарём снова сжалась в кулак.
– Прощайте, саифа Малик Табиб, – проговорил слуга, коротко кивнув. – Уверен, вы знаете, куда идти дальше.
ГЛАВА 26 Неудачное покушение
Степной ветер суров во все времена. Он дует так, что редкие деревья за годы испытаний кренятся, покорно застывая в неудобном положении, к которому принуждает их стихия. Порывы его беспощадны, а если кто намеревается вступить с ними в схватку, тому приходится туго.
Плотная ткань шатра тяжело колыхалась, то и дело запуская внутрь беспокойные потоки. Лейс за время похода привык к ним, а вот его собеседник при каждом новом дуновении вздрагивал не то от страха, не то от холода. Принц восседал на тюфяке, скрестив перед собой ноги, облачённые в неизменные сапоги. Он потягивал курительную смесь из стоявшего перед ним кальяна и внимательно разглядывал человека напротив.
– То есть ты не знаешь того, кто заплатил тебе, – проговорил Лейс, выдувая струйку дыма.
– Не знаю, эфенди! – простонал человек. Он попытался было упасть со стула на колени перед принцем, но тут же получил палкой по спине от конвоира, который стоял рядом наготове, и снова сел. – Он весь был закутан в бишт. Я даже глаз его не видел. Имени своего он мне тоже не открыл.
– Ты называешь меня эфенди, – с пренебрежением протянул Лейс, откладывая в сторону мундштук, – а сам ещё недавно намеревался убить меня. К чему лицемерие?
– Я не знал, кто вы, – лысый толстяк в изодранной одежде и с кровавыми потёками по всему телу истерически разрыдался. Несмотря на холод, кожа его блестела в поту. Он трясся от страха и, казалось, вот-вот обмочит штаны.
– Как он нашёл тебя?
– Я рыбачил, господин. Сидел на берегу утром. Мне как раз надо было сети проверять. А тут смотрю, подходит кто-то.
– Что он тебе сказал?
– Сказал, что дело есть, и что хорошо заплатит.
– Почему именно к тебе обратился, ты знаешь?
– Не знаю, эфенди! Боги видят, не знаю. Наверное, я первый под руку ему попал.
Лейс подался впрерёд, выпуская струйку дыма изо рта.
– Не ври мне, Арпак Гаил. Я знаю, кто ты и чем занимался раньше. Убивать за деньги было твоей работой. Почему же ты оставил её?
Арпак в отчаянии опустил голову на руки и запричитал что-то неразборчивое. Продолжалось это недолго. Получив палкой, он с глухим воплем выпрямился.
– Я был ранен, эфенди. После ранения одна рука не сгибается в локте. Тогда меня комиссовали, и я зажил в степном поселении, женился.
– Почему не вернулся домой? – Арпак молчал. Лейс, знавший ответ, терпеливо ждал. – Я скажу тебе, почему, – наконец, заговорил он. – Ты предал свой род, опозорил семью, убивая в сражениях своих же соотечественников. Теперь я вижу, Арпак Гаил, как далеко ты можешь зайти в стремлении заработать побольше золота. Спрашиваю ещё раз. Кто тебя подослал?
– Я не знаю, – в отчаянии простонал толстяк. – Клянусь!
– Ты врёшь! – рявкнул Лейс, раздражённый его жалким видом. Он вскочил со своего места. – Говори, иначе вспорю тебе брюхо! – он поднял человека за воротник одной рукой, сабля, готовая к возмездию, уже звенела в ножках.
– Я не знаю! – толстяк закашлялся от удушья. – Мне дали кошель золота и сказали, что ещё кошель получу, когда закончу дело! Господин, у меня семья, дети, их надо кормить. Пощадите, я готов покаяться тому богу, которого вы сами назовёте мне, только не убивайте.
Лейс остановил его причитания раскатистым ударом в челюсть, от которого незадачливый убийца повалился на пол. В ту же секунду его бесцеремонно подняли и снова бросили на стул, как мешок со старым тряпьём.
Возвышаясь над ним, Лейс продолжил:
– Ты говоришь о семье, ничтожный. А ты подумал о том, что у меня тоже может быть семья, что мои жена и дети будут горевать, когда я умру? Ты отвратителен и не заслуживаешь жизни среди людей, – Лейс обратился к солдату. – Отвести его в лес и привязать к дереву. Пусть волки решают его судьбу.
Осуждённый отчаянно завопил. Пришлось позвать ещё одного солдата, и вдвоём они выволокли трясущееся от страха и отчаяния тело из шатра. Лейс догадывался, кто мог приложить руку к покушению на него, но без доказательств ничего не мог предъявить. В порыве ярости он пнул кальян, и тот с грохотом прокатился по земляному полу.
Несмотря на то что у него не было семьи, к которой хотелось возвращаться из дальних странствий, Лейс не мог не желать её для себя. С тех пор как умерла Делия, понятие «семья» прекратило для наследника существование. Попытки приблизить к себе женщин, подаренных отцом, не увенчались успехом. Ни одна из них не смогла стать наследнику подругой. Его женщины настолько раздражали Лейса, что зачастую ему вовсе не хотелось возвращаться домой, а иногда в порывах крайней апатии наследник подумывал о смерти, но тут же гнал от себя эти мысли. Отдышавшись, принц встал посреди шатра, положив руки на пояс.
– Говори, – коротко приказал он.
От колышущейся на ветру завесы отделилась тень. Она сделала пару шагов по направлению к принцу и оказавшись в ореоле скудного освещения, пробивающегося сквозь круглую