class="p1">В Россию, мысленно закончила Ада, а вслух сказала:

– Зачем вы едете в Выборг?

Додо снова устремил взор к морю.

– Я же объяснил: я засиделся тут на даче. Тяжело, знаете ли, быть несколько месяцев прикованным к постели.

– Додо, вы можете обмануть остальных, но не меня.

– Вы сомневаетесь, что я еду развеяться и отдохнуть?

– Вы так от меня устали?

Голос Ады сорвался. Додо не ответил. Его лицо будто окаменело, только пальцы сжали перила так крепко, что побелели костяшки. Ада робко коснулась его руки. Он вздрогнул, развернулся и зашагал прочь.

На следующий день он уехал.

Ада догадывалась, что за ее спиной все обсуждают странное поведение ее жениха. Иногда она ловила мимолетные сочувственные взгляды. Владимир Федорович попытался ее утешить:

– Не расстраивайтесь, Ада, голубушка! Я уверен, что Додо просто сильно нервничает перед свадьбой.

– Да?

– Посудите сами, первый его брак сложился неудачно. Как я понял, он был несчастлив. Неудивительно, что чем ближе свадьба, тем сильнее страх вновь испытать разочарование.

– Но я – не Любовь Давидовна, я не сделаю ему больно.

– Разумеется, нет. Однако глубокие раны долго затягиваются. Вот увидите, он в Выборге страшно соскучится по вам и вернется прежним.

Тень улыбки скользнула по лицу Ады.

– Благодарю вас, Владимир. Вы лучший друг, какого только можно пожелать.

Без Додо время слабо пульсировало в висках. Ада, потерянная, опустошенная, бродила по парку, спускалась к морю, несколько раз собиралась навестить Лео Мутанена, но неизменно поворачивала назад. Она даже умудрилась заблудиться в Захаровском лесу, который знала как свои пять пальцев. Не иначе как злой дух Хийси сбил ее с пути и чуть не завел в болото. Выбралась она по чьим-то следам, воображая, что это отпечатки желтых каблучков Анникки.

На третий день, когда Ада подходила к большому дому, Маруся с загадочным видом выбежала ей навстречу, пряча руки за спиной.

– Угадайте, что у меня?

– Ни за что не угадает! – крикнула с веранды Таня.

– Вы меня заинтриговали.

– Письмо! Для вас! – объявила Маруся и, смеясь, протянула Аде конверт. – От мужчины. Скорей скажите, кто это!

Ада удивилась и растерялась. Кто мог писать ей на «Виллу Рено»? Взгляд упал на петроградский штемпель.

– От Николеньки, – выдохнула она.

– Кто это? Кто?

– Друг детства. Мы случайно встретились зимой в Петрограде.

Ада вскрыла конверт и достала сложенный пополам листок.

Моя дорогая Дашенька, пишу сообщить Вам, что с 11 апреля мне дают отпуск на две недели. Я приеду повидаться, остановлюсь в пансионате Орешниковой. Вспомним детство, поговорим о поэзии. Вы всё так же любите стихи Гумилева? Я часто думаю о Вас, особенно после нашей последней встречи.

Я, может быть, прибуду одновременно с этим письмом, но всё же надеюсь, что оно успеет раньше. Очень прошу Вас никому не рассказывать о роде моих занятий, а представить меня как инженера-строителя. Я всё объясню по приезде.

Ваш Коля.

– Что он пишет? – нетерпеливо спросила Маруся.

Ада спрятала листок обратно в конверт и посмотрела на девочек:

– Мой гатчинский друг Николай Фетин завтра приезжает из Петрограда. Он каким-то чудом раздобыл необходимые для въезда и выезда бумаги. Хочет погостить на «Вилле Рено». Надо сказать вашей маме.

Скорый приезд нового постояльца, пусть и всего на две недели, вызвал настоящий ажиотаж. Для «господина Фетина» подготовили бывшую комнату Оскара Оржельского. Аду подробно расспросили обо всем – из какой он семьи, где учился, кем служит. Она припомнила, что до войны Николенька поступил в Институт гражданских инженеров, и, покривив душой, исполнила его просьбу. Кто знает, как отнеслось бы семейство Шпергазе к визиту чекиста.

Пограничные станции Белоостров и Раяйоки находились на разных берегах реки Сестры. Железнодорожный мост взорвали летом 1919 года, но после подписания мирного договора сообщение между берегами было налажено. Николаю предстояло доехать до Белоострова, пешком перейти на финскую сторону (вторую ферму моста еще восстанавливали), предъявить таможенникам разрешение на въезд и сесть в вагон на станции Раяйоки.

Узнав, когда прибывает поезд, Маруся и Лиза принялись дефилировать вдоль забора, то и дело выглядывая на улицу. Появление высокого молодого человека в дорожном пальто с небольшим чемоданом в руке было встречено радостными возгласами и смехом. Маруся распахнула перед ним калитку.

– Николай Егорович? А мы вас заждались. Я Мария Николаевна, дочь управляющей пансионатом. Милости просим!

– А я Лизавета Петровна. Скоро стану ихней родственницей, – Лиза окинула оценивающим взглядом густые темные брови, умные глаза, мягкий овал лица и расхохоталась.

– Чем же мой вид вас так рассмешил? – спросил Николай, невольно заулыбавшись.

– Не принимайте на свой счет! Мы давеча гадали, как может выглядеть друг детства Ады, и не угадали. Мы думали, вы – суровый одинокий волк, понимаете? А вы похожи на ручного медвежонка. Только, пожалуйста, не обижайтесь!

Девушки снова захихикали, и Маруся сказала уже серьезно:

– Идемте, я покажу вашу комнату.

– А где же Ада Михайловна? Судя по приему, она получила мое письмо, – произнес Николай и, озираясь по сторонам, последовал за барышнями во флигель.

– Она, должно быть, в гостиной.

Действительно, Ада была в гостиной. На ее коленях лежала раскрытая книга, утром вынутая из шкафа, однако мысли блуждали где-то очень далеко.

– Даша! – позвал Николай.

Она вздрогнула, подняла глаза и рассеянно улыбнулась. Он подошел, поцеловал ее руку.

– Идемте же! – донесся с лестницы нетерпеливый возглас Маруси. – Оставите вещи, обмоетесь с дороги. Через десять минут обед.

Ада кивнула:

– Ступайте, Николенька. Я подожду вас.

Он ушел, а Лиза, смеясь, схватила Аду за руки, вытянула из кресла и закружила по комнате.

– Ах, какой он хороший, Адичка! Лицо доброе. Николенька, значит? – сымитировав интонацию подруги, она хитро сощурила глаза. – Представить себе не могу, чтобы ты звала Додо Денисушкой. Да к нему и не пошло бы. Ну, я в большой дом. Скажу всем, что гость прибыл.

Лиза направилась к выходу.

– Подождите меня, Лизавета Петровна! – сбегая вниз, крикнула Маруся.

Скоро спустился и Николай, без шляпы, в расстегнутом пальто. Ада накинула шаль, и они вышли вместе. Она держалась с ним немного скованно, гадая об истинной цели его приезда, спрашивать о которой было не место и не время.

Познакомив Николая с собравшимися в столовой, Ада молчала до конца обеда. Старик Шпергазе задал ему несколько вопросов о жизни в Петрограде: правда ли пайки выдают только тем, у кого есть трудовая книжка, хватает ли хлеба и дров, не уплотнили ли его с квартирой. Владимир Федорович, в прошлом инженер-путеец, расспросил Фетина о его службе. Ада поначалу встревожилась, но Николай отвечал охотно и уверенно, словно и впрямь работал инженером на советском заводе.