– Ну, не все, – потупился он. – Фундамент заложил подрядчик, Ноам. Так что это наша совместная работа.

– Все равно ты молодец, Мошик. Это самая красивая миква из всех, что я видела. Не самая большая, не самая роскошная, но самая красивая. Видно, что ты вложил в стройку душу.

– Спасибо, – поблагодарил он, а про себя подумал, что за последние недели так и не сумел объяснить Менухе, что унизительное задание, полученное им от Данино, он удивительным образом воспринял как некую миссию. «Заканчивай там поскорей и возвращайся в мэрию, – каждый день пилила она его. – Пока кто-нибудь не занял твое место».

– Ты даже полотенца разложил, – восхитилась Айелет, глядя на полки. – Ничего не забыл.

– Да, я хотел, чтобы здесь было удобно работать. Не обязательно тебе… Той, кто… Я же не знал, что это будешь ты… – пролепетал он и испугался. Ничего не изменилось. Эта женщина по-прежнему сводила его с ума. Его страх разлетелся по микве и, отразившись от стен, вернулся к нему многоголосым эхом. Айелет понимающе ему улыбнулась, а подувший из окна ветерок донес до него знакомый запах. Ее запах… Он почувствовал, что еще немного, и он не выдержит: сорвет у нее с головы платок, зароется лицом в змеиный клубок ее каштановых волос и будет дышать ими, пока не задохнется. Бен-Цук вздрогнул и быстрым шагом направился к выходу. Бежать! Бежать от нее! Как можно дальше!

На улице они остановились на безопасном расстоянии друг от друга и огляделись. Кроме двух старушек на автобусной остановке – тех же, что Бен-Цук видел, приехав сюда впервые, – вокруг не было ни души. Бушевала весна. В палисадниках цвели маки и миндаль. В поисках нектара порхали бабочки и жужжали пчелы.

– Тебе говорили, что это квартал новых репатриантов? – спросил он.

– Да.

– Возможно, пройдет некоторое время, пока появятся первые посетители. Придется тебе поскучать.

– Не волнуйся, у меня есть псалтырь. – Она показала ему книжечку с лирой на обложке.

– «…И Тору Его изучает он днем и ночью», – процитировал Бен-Цук. – Лучше этой книги нет.

– «Ибо от каждой беды Он спасал меня», – подхватила Айелет.

– Запиши мой телефон, – сказал он. – Будут проблемы, звони.

– Постараюсь тебя не беспокоить.

– Ладно. Ну пока? – Он почувствовал, что его ноги приросли к земле.

– Всего хорошего.

– Всего хорошего, – ответил он и ушел. Это стоило ему огромного труда.

И вот он снова летел на ее зов. Услышав по телефону ее голос, он и обрадовался, и испугался.

– У меня проблема, – сказала она. – Можешь приехать?

«Мошик, – вяло пытался он внушить себе, – ты не обязан это делать. Пошли туда кого-нибудь другого. У тебя еще есть шанс спастись…»

* * *

– Катя! – возбужденно, как вернувшийся с баскетбольного матча мальчишка, крикнул Антон, вбегая в дом. Вместе с ним в помещение ворвался пряный аромат цветущих растений, и Катя чихнула. – Котик! Я сейчас такое тебе расскажу – ты обалдеешь!

– Что случилось? – спросила она, утирая нос, и добавила: – Чаю хочешь?

– Чаю? – захохотал Антон. – Революционеры не пьют чай!

– Революционеры?

– Именно! – Антон подошел к бару со спиртным. – Сегодня в еврейской стране наконец-то кое-что произошло!

– Ты поставил Шпильману детский мат?

– Ха! – Он разлил по рюмкам коньяк. – Подожди. Сейчас расскажу. Терпение!

– Антон, если ты не заметил, я уже давно жду.

– Жалко, Котик, что тебя там не было…

Катя уперла руки в боки – явный признак того, что она готова взорваться, – и он приступил к рассказу:

– В общем, сегодня в десять утра подходим мы к клубу. Все члены шахматной лиги. На входе стоит какая-то женщина и нас не пускает. Я ей говорю: так, мол, и так, мы в клуб. Но она по-русски – ни бум-бум. Знай себе лопочет что-то на иврите. Ребята, конечно, расстроились и собрались уже поворачивать назад, но тут Никита – нет, представляешь, Никита! – влез на валун, как Ленин на броневик, и толкнул речугу!

– Что же он сказал?

– Он сказал, что этот клуб – наш, потому что он находится в нашем квартале, и она не имеет права нас не впускать. Мэрия игнорирует нас с первого дня, но сегодня мы положим этому конец! Мы, может, и старые, но и старики заслуживают уважения. Если она не освободит нам проход, сказал он, он не ручается за ее безопасность. С другой стороны, зачем подвергать опасности такую красивую женщину, которая станет еще привлекательней, если распустит волосы и приоденется. Он даже не исключает, что сам… Тут я понял, что его понесло не туда, и крикнул ему: «Ближе к делу!» Он опомнился и показал на забор: «Давайте-ка навалимся все вместе! Что она нам сделает? Нас не одолели ни немцы, ни Сталин. Мы, старики, объединились и вопреки всему репатриировались дружной командой. Так неужели нас остановит какой-то жалкий забор?»

– И что сделала эта женщина? Она же ничего не поняла.

– Не поняла. Но когда мы навалились на калитку, сразу ее отперла.

– И что? Там действительно шахматный клуб?

– Не совсем.

– А что же?

– Ну, что-то вроде места для мытья.

– Баня, что ли?

– Не совсем баня. Лавки есть, но не деревянные. Парной нет, веников тоже.

– Тогда что же это?

– Да какая разница! – рявкнул Антон и глотнул из рюмки. – Настоящие революционеры не спрашивают, что это. Настоящие революционеры спрашивают, что я хочу из этого сделать.

* * *

– Какие еще шахматы? – недоуменно переспросил Данино и развел в стороны большие пальцы сунутых за пояс рук.

– Не знаю, – извинился Бен-Цук. – Понятия не имею, как им это в голову пришло.

– Но это же… Это же миква. Какой из нее клуб? Куда они кладут шахматные доски? Где сидят? В бассейне?

– Когда я пришел туда во второй раз, бассейн был заложен деревянными досками, а в раздевалке стояли столы и стулья. Кроме того, они оборудовали уголок с чайными принадлежностями.

– Какие еще столы и стулья в раздевалке? Это же собственность мэрии!

– Похоже, у них там есть мастер на все руки. Я, честно говоря, был поражен.

– Это катастрофа, Бен-Цук! Катастрофа! Ты понимаешь, что будет, когда приедет Мендельштрум? Когда он увидит, что вместо миквы мы построили шахматный клуб?

– Так давайте его закроем. Повесим на дверь замок.

– Не пойдет. Мендельштрум черным по белому написал: к его приезду миква должна работать. Ра-бо-тать! Мы должны найти выход из положения, Бен-Цук. Обязаны! Ты пытался с ними поговорить?

– Пытался. Но они не говорят на иврите, а мы с Айелет… то есть с Батэль… ну, с банщицей… мы не говорим по-русски. Может, полицию вызвать?