Дед Нахум был единственным, кто знал тайну Мошика, в которую проник случайно. Как-то ночью он прогуливался по кибуцу (он выходил только по ночам, чтобы ни с кем не встречаться) и услышал в кустах у реки подозрительный шум. Он взвел курок «беретты», которая всегда торчала у него за поясом, и пошел взглянуть: вдруг там арабские диверсанты. При виде открывшейся его взору картины он кашлянул и крикнул испуганному голому Мошику: «Ну ты даешь! Трахаешь невестку секретаря правления, а мне ничего не сказал? Тебе не стыдно? Когда натешитесь, жду в гости. Чаю попьем».

– Остерегайся этой женщины, – сказал он Мошику после этого чаепития. – Она напоминает мне мою покойную Эльку. От нее у тебя будут одни неприятности. Бросит она тебя.

В действительности «покойная» жена деда Нахума Элька не умерла, а сбежала в Англию с волонтером на двадцать лет ее моложе. Но дед Нахум объявил по ней шиву, чем вверг в ступор родственников, не понимавших, как им себя вести: то ли сидеть с ним в траурном шалаше, поставленном во дворе дома, то ли влепить ему пару затрещин и потребовать, чтобы он прекратил позорить их перед людьми.

– Даже глаза у твоей зазнобы бесстыжие, как у покойной Эльки, – добавил дед. – И ногти на ногах она тоже красит в красный цвет.

«Бойся женщин, которые красят ногти на ногах в красный цвет!» – предостерегал он Мошика после каждого визита Айелет, но продолжал приглашать их в гости, а когда они приходили, увивался вокруг нее, как влюбленный юнец, угощал конфетами, укрывал пледом, чтобы, не дай бог, не замерзла, ругал вместе с ней ортопедические босоножки и ее свекра и повторял, что красный педикюр ей очень идет. «Спасибо, дедушка Нахум», – отвечала она. После этого они распивали бутылку подогретого вина и заводили жаркий спор на актуальные темы. Они кричали друг на друга, а потом устраивали состязание – кто лучше знает малоизвестные исторические факты. Например, на каких выборах партия МАПАЙ вступила в коалицию с партией «Ахдут ха-Авода», образовав Объединение рабочих Израиля? Каким орудием был убит Лев Троцкий? Из-за разницы в возрасте Айелет, естественно, всегда проигрывала и в качестве наказания распивала с дедом еще одну бутылку вина. До дна.

«Как и почему два человека находят общий язык? – думал Мошик, глядя на них. – Загадка. Только когда она с дедом Нахумом, я могу представить себе, какой она была в детстве».

В ту ночь, когда она предложила ему все бросить и сбежать, он отправился к деду Нахуму. Больше ему посоветоваться было не с кем. Не у кого было спросить, почему его так напугало ее предложение. Ведь, казалось бы, он так об этом мечтал. Но, подойдя к дому Нахума, он увидел, что дверь заперта, а к ней приклеена желтая записка: «Уехал в Россию. Назад не вернусь».

Первая открытка от деда Нахума пришла через неделю. «Все идет по плану, – писал он из Вены. – Надеюсь, у тебя все в порядке. Привет твоей красавице». Потом Мошик получил открытки изо всех остальных пунктов, обозначенных на большой карте цветными кнопками: из Осло, Стокгольма, Хельсинки. На последней открытке были изображены Кремль и Красная площадь. «Я вернулся домой, – прочитал Мошик. – Да здравствует революция!» Больше открыток не было.

Может, деда Нахума арестовали и сослали в Сибирь? Может, он умер и его похоронили там, где он родился? И что бы, интересно, он сказал, если бы в ту роковую ночь оказался дома? Стал бы его уговаривать? Сказал бы: «Брось сомневаться, наплюй на то, что люди скажут, и беги с Айелет!»

– И правда, немного похоже на дом деда Нахума, – кивнул Бен-Цук и огляделся.

Прямо у порога – тумба для обуви, над ней – вешалка для верхней одежды. В буфете – хрусталь. На столе – включенный самовар. На стенах – не картины с пейзажами, а фотографии людей. Вдоль одной стены – стеллаж, плотно уставленный книгами. Стопка газет на русском языке. Сахарница с кусочками рафинада…

– Присаживайтесь, что же вы стоите? – пригласила Катя, указывая на единственный в гостиной диван.

Данино сел первым и широко расставил ноги. Бен-Цук и Батэль примостились слева от него. Батэль плотно сдвинула колени, но все равно почти касалась ими коленей Бен-Цука, и его обдало ее таким знакомым запахом.

– Не желаете что-нибудь выпить? – предложила Катя.

– Данино – черный кофе с двумя кусочками сахара, – перевел Даниэль. – Бен-Цуку – растворимый кофе с молоком, и побольше молока. Батэль – травяной чай.

– Как вам живется в Сиби… в квартале Источник Гордости? – первым решился Данино.

Даниэль перевел.

– Очень хорошо, – дипломатично ответила Катя. – Здесь чистый воздух. С тех пор как мы приехали, никто из наших не умер. Неплохо, верно? Ни одной могилы. Как будто нас охраняет гора.

– Никто не умер, но никто толком и не живет, – мрачно вставил Антон. – Здесь нечем заняться, некуда пойти, нет даже…

Даниэль прервал его, чтобы успеть перевести.

– С вашего позволения я перейду непосредственно к делу, – сказал Данино, выслушав перевод Даниэля. – Скоро начинается Шаббат, а по соглашению с избравшей меня коалицией я не имею права в Шаббат заниматься политической деятельностью. Я, разумеется, понимаю, что жителям квартала нужен клуб. Это естественная и крайне важная человеческая потребность. Наверное, нам в мэрии следовало подумать об этом раньше. Нет, не переводи «наверное», – обратился он к Даниэлю. – Переведи «безусловно». Хорошо? Но здание, которое вы заняли, это миква, построенная на деньги филантропа из Нью-Джерси. Первая миква в квартале Источник Гордости…

– Простите, – перебил его Даниэль, – а что такое миква?

Данино ошарашенно уставился на него.

– Вы не знаете, что такое миква? – воскликнул он. – И вам не стыдно?

«А вы знаете, кто такой Пушкин и кто такая Ахматова?» – Даниэлю хотелось ответить мэру словами его матери, которую учительница литературы отчитывала на родительском собрании за то, что ребенок не знает, кто такая Леа Гольдберг. Но он и в самом деле был всего лишь ребенком. Поэтому он молча сжался в комок, и в глазах у него блеснули слезы.

«Только этого мне не хватало, – подумал Данино. – До Шаббата – двадцать минут, а мой единственный переводчик вот-вот разревется».

– Это не переводи, – сказал он Даниэлю. – Лучше скажи вот что. Давайте считать это недоразумением. Вы приняли это здание за клуб, но, к сожалению, у него совсем другое предназначение. Поэтому вы больше не сможете играть в нем в шахматы. Это исключено.

– Так что вы предлагаете? – спросил Антон.

– Да. Что он предлагает-то? – грозно подхватили Никита и Шпильман, явившиеся поддержать Антона.

Данино кивнул Бен-Цуку, и тот расстелил на столе заранее заготовленную карту. При этом он задел локтем руку Батэль, и обоих как будто ударило электрическим током – больно, но приятно.

– Итак… – Бен-Цук ткнул указкой в точку в центре карты, и присутствующие склонили головы над столом. – Мы находимся здесь. Миква – здесь. – Он ткнул в другую точку. – А здесь мы нашли участок, пригодный для строительства клуба. Если вы согласны, можно начать уже на следующей неделе.