— Денис, Денис! Ты чего? — Анастасия даже обеспокоенно привстала с места.

— Да так, задумался, — будто выйдя из транса, отозвался Громов-младший.

— И часто это с тобой бывает? — спросила Кики, отставив тарелки в сторону и придвинув стакан с чаем.

— Что именно? — не понял Денис.

— Я просто удивлена, что ты можешь о чем-то глубоко задуматься, — прыснула кицунэ.

— Ха-ха, очень смешно, — фыркнул Денис.

Неожиданно в столовую вбежал запыхавшийся и раскрасневшийся молодой солдатик и, выпучив на завтракающих сослуживцев глаза, громко закричал:

— Товарищи! Это случилось! Мы на подступах к Марсу!

С этими словами он развернулся на месте и выбежал из столовой. Повисла минутная пауза, а затем последовал общий взрыв эмоций, и большинство из присутствующих повскакивало с мест и, не закончив завтракать, ринулось за гонцом, принесшим добрую весть.

Анастасия и Кики переглянулись, а затем обе повернулись к Денису.

— Ну и чего мы ждем?! — воскликнул Громов-младший.

И, побросав завтрак, они тоже побежали вслед за товарищами.

Орущая от восторга толпа, еще даже не подозревающая что ее ожидает, но полная чувств от предвкушения, словно волна, хлынула в коридор и бурным потоком устремилась вперед. Денис, Анастасия и Кики оказались каплями в этом бушующем потоке. Волна преодолела коридор встречных «сардин», что оказывались на ее пути, она, не разбирая чина и звания, затягивала в собственные глубины и несла вперед. Ненадолго бушующие людские воды задержалась у плотины в виде стальной двери, но не зря вода точит камень, даже стальные двери разошлись в стороны, и людские массы хлынули в большой зал-аквариум. Перед волной распростерся огромный иллюминатор в несколько десятков метров в диаметре. А там за иллюминатором чернел открытый космос и приближающийся кроваво-голубоватый шарик.

Не таким представлял себе Марс Денис, привыкший судить о нем по собственному миру и представлять его мертвой безжизненной планетой. Марс этого мира отнюдь не выглядел мертвым. Конечно, алый цвет пустынь, чей песок был обильно богат оксидом железа, еще преобладал на планете, но и сапфировый уже вовсю боролся за жизнь — то были вновь рожденные океаны. Зеленого пока видно не было, но Денис знал, что озеленение планеты входит в одну из главных задач колонистов. Полюса тоже присутствовали: северный и южный венчали белоснежные короны. И над всем этим подобием алой земли медленно парили облака, словно снежинки на разукрашенном новогоднем елочном шарике. А еще вокруг Марса поблескивали искусственные спутники-зеркала — передовые разработки советских ученых, что улавливали солнечный свет и питали им холодную планету, повышая ее температуру для более пригодной и комфортной среды человеческих организмов. Этих дарующих тепло спутников было, наверное, с десяток, словно звезды по имени Солнце они мерцали вокруг красной планеты, щедро посылая лучи в область экватора, как раз туда, где и обитали колонисты.

Колонисты — само это слово в данном контексте казалось ироничным и двояким, поскольку по большей части колонисты являлись не свободными покорителями алой планеты, а невольными заключенными ГУЛАГа. Но их пример был не первым в истории человечества — каторжники и ссыльные всегда одними из первых осваивали новые земли, будь то Америка или Сибирь. Так уж повелось, что те, кто считает себя владыками и просветителями, первооткрывателями и покорителями, смело взирающими в просветленное, осчастливленное и утопичное будущее не размениваются на жизни простых смертных, отправляя их сотнями и тысячами вперед во имя высшей цели и благодарности потомков, и не считаясь с судьбами современников. И этих простых смертных, пусть и каторжников, что кровью и потом строили новые миры, что коверкали собственные судьбы или же падали в борьбе, никто никогда не вспомнит и вряд ли запомнит их имена, в памяти останется лишь имя того, кто, сидя на людском троне из черепков и костей, однажды махнул рукой и сказал: «Здесь быть граду!», Новому свету или же Марсианскому ГУЛАГу.

Но, не смотря на все это, то, что было проделано с Марсом за какие-то 50–60 лет все же одухотворяло. Как этого добились? Денис читал о терраформировании красной планеты и знал теорию. Сначала нужно было добиться повышения давления атмосферы до уровня, при котором вода могла бы существовать в жидком виде. Затем повысить температуру экваториальной части планеты до пригодной существованию людей. И уже после создать озоновый слой, биосферу и восстановить магнитные поля. Для того чтобы воплотить все это в действительности, были проделаны огромные работы от ядерных взрывов на полярных шапках до термоядерных взрывов в глубине возле ядра планеты, от намеренного выброса парниковых газов, до заселения планеты генно-модифицированными архебактериями, а уже затем насекомыми, и так далее и тому подобное. Но даже по самым скромным подсчетам ученых родного мира Дениса все эти махинации в случае их успеха могли сделать Марс пригодным для жизни лишь спустя лет триста и это по самым скромным подсчетам, а то и через целую тысячу. Но советские ученые доказали, что все это можно сделать и за пятьдесят.

«Звучит красиво и весьма патриотично, не правда ли? — усмехнулся про себя Денис. — Настолько красиво и утопично, что попахивает подвохом! И только ты, — всезнайка ёжик, смогла понять, в чем заключается этот самый подвох. Только ты догадалось о том, как нашим великим гениальным ученым удалось сжать тысячу лет терраформирования до ничтожных пяти десятков. И все это благодаря пресловутым z-частицам! Каким-то образом они научились с помощью них разгонять само время! Но время не терпит экспромтов над собой…»

— Бог войны пал, его кровь голуба, то легенда, а это новая земля, — неожиданно продекламировала Кики вновь сочиненную хокку, с блеском в глазах поглядывая на Марс.

Анастасия тоже прильнула к стеклу огромного иллюминатора и, словно завороженная, наблюдала за тем, о чем ее современники даже и помыслить не могли. Какие мысли сейчас витали в ее царственной Романовской головушке, Денис не знал, но зато он четко понимал свои.

Он смотрел на этот новый удивительный мир, этот красно-голубой шарик, но думал совершенно о другом мире, о том, что он покинул — о родной планете Земля, которой в скором времени со всеми ее обитателями суждено было кануть в лету. И теперь он очень хорошо понимал Юлю, что пошла на чудовищное преступление лишь для того, чтобы получить шанс спасти мир. И ее преступление уже не казалось таким ужасным, а лишь маленькой каплей крови в бушующем кровавом океане жизни, каплей, пролитой в его воды, как жертва во благо жизни. И даже то, что имена этих жертв навсегда смоет этот кровавый океан истории, тоже уже не играло никакой роли по сравнению с масштабами спасения всего человечества. Гребаный пресловутый и бесчеловечный, но, по сути, справедливый принцип меньшего зла.

И сердце Дениса отозвалось строками из советской песни, знакомой каждому ребенку, что вырос на добрых советских фильмах:

Денису показалось, что кто-то свыше вложил ему эти строки в душу, и, может быть, это вновь была пресловутая совесть, что спросила его: «А что ты, как страж времени, сегодня сделал для завтра этого мира?»