— Богатая у тебя фантазия, сынок, — лишь покачал головой Громов, когда сын, наконец, замолчал. — Похоже, ты действительно хорошо головой шибанулся.

— Что?!! — выпучился Денис. — Ты мне не веришь?

— Прости, сынок, но в это невозможно поверить. Якобы ты, я, эта рыжая сумасбродка и уголовник Богатырев были элитным отрядом этих, как ты их там назвал… Стражей времени. Глупость, не катим мы ни на какой элитный отряд, а все вместе больше на группу клоунов походим.

— Отец, ты ведь сам заметил, как я изменился?! Вспомни, как часто за последнее время ты говорил мне фразу: этого я за тобой раньше не замечал…

Громов на секунду задумался, а потом произнес:

— Это не показатель, Денис. У тебя ведь было сотрясение. Возможно, этим и сказываются твои бурные фантазии и, возможно, именно благодаря этому рыжей авантюристке и удалось промыть тебе мозги и убедить тебя в подлинности этой бредовой истории.

Денис покачал головой. «Как же, как же убедить отца в том, что все это правда, если его мозг просто не способен ее принять?»

— Ну, а что ты скажешь, о глобальных катастрофах, обрушившихся на Землю? — Решил подойти с другого края Денис. — Думаешь, что это все тоже лишь совпадение, природные возмущения, так сказать. А вот нет — скажу я тебе! — Громов-младший даже хлопнул ладонью о конторку библиотеки и, устремив палец в отца, с гневом продолжил. — Йелоустонское извержение вулкана, которое ты застал еще на Земле, было лишь началом, за ним последовал целый ряд подобных извержений, пусть и не таких масштабных, но не менее разрушительных. Когда я улетал на Земле царил хаос! Люди бегут с разрушенных территорий, миллионы беженцев рвутся к границам Союза. А Союз и сам уже на грани распада, поскольку там уже нет прежнего единства. Но даже если единства и удастся добиться, это уже не поможет… — Денис вздохнул. — Черт подери, да возможно, все уже и произошло! Нам простым солдатам и надзирателям на Марсе о Земле ничего не говорят, старшие чины в последние дни ходят, как в воду опущенные, все мрачные, все в себе. Ходят слухи, что связь с Землей пропала, но об этом приказано молчать под страхом смерти, отец! Ты понимаешь! — Денис взглянул в глаза отца, напряженные и внимательные, но все же произнес: — Нет, черт возьми, ты не понимаешь! Возможно, земли уже нет! Возможно, некая последняя катастрофа уничтожила нашу родную планету полностью вместе со всеми, кто тебе дорог… вместе с мамой! А ты тут стоишь, книжки клеишь… — Громов-младший схватил лежащий на конторке томик «Волка» и запустил его в стену.

Бац!

Книга упала на пол, обложка отлетела, страницы, словно осенние листья, рассыпались по бетонной поверхности. А Денис вновь взглянул на отца. Его неверие бесило и раздражало, и ярость от бессилия закипала внутри Дениса все сильнее.

«Противное чувство, да? Словно удар по яйцам! — вдруг не к месту пробудилась совесть. — Теперь ты понимаешь, что чувствовала Юля, когда старалась убедить тебя в том, что этот мир обречен, а ты ей не верил. Отчаянье словно омут накрывает тебя с головой…»

«Замолкни!!! — прорычал Денис. — Пусть ты во всем и права, но замолкни хотя бы сейчас!»

— Знаешь, отец, поначалу я думал, что в этом мире ты нравишься мне больше! В том мире ты совершил много ошибок, а в этом ты всегда действовал согласно совести! И я был горд за тебя и смог тебя полюбить, но Громов той реальности готов был пожертвовать всем: собственным счастьем, женой и сыном ради спасения страны и мира! И если мир требовалось спасать, он не сомневался ни секунды, а действовал, не задумываясь о последствиях! Ты же не он! — Денис вздохнул. — И я разочарован в тебе! Твой советский закон предал тебя, а ты все так же чтишь его! Подумай над этим, отец.

— Сынок, — спокойно произнес Громов и положил руку на плечо Дениса. — Все это звучит, как полный бред, и я просто физически не могу в него поверить…

Денис поморщился и дернул плечом, стараясь скинуть отцовскую руку, но Громов-старший сжал ладонь, и предплечье сына осталось в его руке, как брусок в тисках.

— Сынок, — строго взглянув в глаза, продолжил отец, — даже если все это, правда, даже если, что не укладывается ни в какие рамки понимания, Земли не стало и… — голос слегка дрогнул, — и Маши тоже не стало… что мы можем поделать?

— Как раз только мы и можем! — впившись в отца таким же решительным взглядом холодных голубых глаз, заявил Денис. — У Юли всегда есть план, и если кто-то может что-то исправить, то это только она. Пойми, отец, источник всех неприятностей этого мира скрыт на Марсе, и, как предполагает Юля, с его помощью мы сможем повернуть все вспять!

— А если не получится?

— А если не получится, — скривился Денис, — то мы хотя бы попытаемся, а не будем мириться со своим положением, как ты, отец! Вот…

Денис залез в карман и, вытащив оттуда кусок скомканной фольги, положил его на конторку.

Громов поднял глаза, как бы вопрошая, что это?

— Там таблетка. Настя и Кики нахимичили в лаборатории из ингредиентов, что мы привезли с собой. Там белладонна, яд кураре… — Денис запнулся, увидев изумленное лицо отца. — Так, зря я это сказал. В общем, не важно, что там, а гораздо важнее ее эффект. Таблетка замедлит твой сердечный ритм, пульс почти не будет прослушиваться, и тебя посчитают мертвым. А дальше, дальше в дело уже вступим мы с Настей и Кики. В общем, все продумано. Главное, чтобы ты решился! А сигналом к действию будет спущенный флаг. — Денис кивнул на окно, где через толстое бронированное стекло просматривалась центральная площадь ГУЛАГа и флагшток с развивающимся на нем красным знаменем.

Громов нахмурился и покачал головой:

— Сынок…

Но Денис поднял палец, не давая отцу договорить.

— Не надо ничего решать сейчас же. Обдумай все, и кто знает. Помнишь, как в сказке: утро вечера мудреней?!

Денис замолк. Отец тоже молчал и весьма задумчиво смотрел на сына, а в глазах стояла печаль, и Денис это видел. Неожиданно, что-то внутри кольнуло иглой дикобраза в сердце и, повинуясь этому странному чувству, Громов-младший подался вперед и заключил отца в объятья.

— Не важно, что ты решишь, батя. Я все равно тебя люблю. Ты советский мент, батя, советский мент, и ты давал клятву защищать людей и мир! И я горжусь этим и тем, что в этом мире я следовал по твоим стопам. — Голос дрогнул, глаза отчего-то слегка увлажнились, и в душе посилилась тоска, которая повеяла чувством прощания.

— Я тоже горжусь тобой, сын! — произнес Громов, когда Денис, наконец, выпустил отца из объятий и опустил взгляд. — И особенно горжусь твоею смелостью и решительностью. И не важно, безрассудна она или нет.

Денис кивнул и, развернувшись, шагнул к двери.

Щелк.

Дверь легко отворилась, и он переступил порог, но вдруг остановился, и на прощанье тихо пропел:

После чего, как ни в чем не бывало, улыбнулся и вышел.