светлых коридорах замка было не так много эльфов, как они того ожидали. Красная ковровая дорожка шла к огромной двери, которая с величественным гулом открывалась и закрывалась, впуская и выпуская эльфов по одному. Дверь вела в святейшую залу, где обычно заседали старейшины, решая серьезные вопросы, и простым смертным вход туда был разрешен лишь по редкой необходимости. Святейший зал находился почти на самом верху центральной башни, выше которого была лишь опочивальня самого мудрого из старейшин – провидца Орвэла. Когда они подошли к двери вплотную, их нагнала эльфия огня Фейт.

– Так, Флой на месте. Пока все идет по графику, – сообщила она.

Первой пошла Медж, чтобы разведать обстановку. И хоть она там была совсем недолго, эти несколько минут показались Элайджи самими томительными и мучительными за все время его пребывания в Эльфидэе. Наконец за дверью раздался какой-то шум, она открылась, и из нее повалил легкий дымок, а затем, размахивая руками, выскочила недовольная Мэдж.

– Вечно им все не так! – злилась она. – Сами попросили меня направить куда-нибудь молнию! Ну кто знал, что она отрикошетит от этого чертового кристалла прямо в старейшину античности!

– Старейшину античности? – переспросил Элайджи.

– Да-а-а! – протянула Алекса. – Минзар будет зол как никогда!

– Не впервой, – отмахнулась Мэдж и полетела занимать запланированную позицию у окна святейшей залы.

Фейт потянула за ручку, и дверь с гулом приоткрылась. Она показала жестом, что теперь заходить была очередь Элайджи, а потом недолго думая сама начала его подталкивать. Элайджи сжал всю волю в кулак. Отступать было нельзя и уже некуда. Он вдохнул побольше воздуха и шагнул вперед. Дверь за ним сразу захлопнулась, и Элайджи аж содрогнулся, понимая, что все пути назад отрезаны.

Первое, что он увидел, – это ослепительный свет. Зал был большим, с высоким куполообразным, покрытым резьбой потолком, выкрашенным бело-золотыми красками. Вдоль длинных окон на пол спускались бархатные золотые шторы. В целом все выглядело очень богато и царственно. От Элайджи прямо в центр зала шла красная дорожка из лепестков роз и фиалок, и заканчивалась она на огромном узоре солнца на полу. Вокруг этого солнца стояло двенадцать средневековых стульев с высокими спинками и обитыми мягкой тканью подлокотниками. На одиннадцати из них величественно восседали старейшины. У стены несколько ступеней поднимались, превращаясь в площадку, на которой стояло что-то прикрытое белой шелковой простыней. Элайджи догадался, что это был королевский трон и как возможное напоминание о запретном он был спрятан от глаз. Помня обо всех указаниях, Элайджи не должен был ступать по дорожке, а пролететь над нею. Он взлетел на несколько сантиметров и завис в воздухе. Это было единственное, что он умел. Дальше оставалось рассчитывать на Флой и Мэдж.

Эльфии тем временем торчали у одного из окон святейшей залы и, стараясь особо не высовываться, наблюдали за всем происходящем.

– Давай, он уже взлетел! – скомандовала Мэдж и пихнула Флой в бок.

Флой собралась со всеми силами, приопустила голову и уставилась прищуренным взглядом исподлобья на Элайджи. Она знала, что от нее многое зависело, и старалась изо всех сил. Руки ее сжались в кулаки и аж задрожали от напряжения. Мэдж, затаив дыхание, смотрела на повисшего в воздухе Элайджи и тут увидела, что словно какая-то невидимая сила пронесла его и опустила прямо на узоре в виде солнца. Вслед за Элайджи немного разлетелись от ветра лепестки на дорожке, но, заметив это, Фейт тут же задула их обратно. Несмотря на то, что Элайджи пролетел и приземлился немного неуклюже, выглядело это куда правдоподобней его предыдущих полетов.

– Получилось! – воскликнула Мэдж. – Дай пять! – И она хлопнула Флой по ладони.

Эльфия ветра явно была довольна своей работой, о чем говорила ее блаженная улыбка.

– Фух! Теперь можно и расслабиться, – облегченно вздохнула она.

– Еще нет! Теперь моя очередь, – и Мэдж закрыла глаза, о чем-то сосредоточенно думая.

Пролетев как надо, Элайджи тоже почувствовал долю успокоения, но сердце его теперь колотилось еще сильнее. Ему казалось, что старейшины видят его насквозь и вот-вот уличат в обмане.

– Как величать? – вдруг спросил один из старейшин, который заходил к Сайласу еще в первый день пребывания Элайджи в городе.

– Элайджи, сэр… э… меня зовут Элайджи.

Старейшины странно переглянулись, смутившись не бытующему в их мире слову «сэр».

– Кто этот эльф? Что-то раньше я его не видел… – зашуршали они между собой.

– Это парень Сайласа, – сказал все тот же старейшина и посмотрел на Элайджи добрыми глазами. – Что ты нам расскажешь?

Элайджи и не знал, что сказать, но тут он услышал слабый голос у себя в голове: «Элайджи, не бойся. Я с тобой». Он сразу дотронулся до красного листочка, висящего у него на груди, и немного успокоился.

– Он слышит меня! – обрадовалась Мэдж.

«Бергамот – старейшина духовности» – отправила она свое послание Элайджи.

– О, великий старейшина духовности Бергамот, я умею слышать чужие мысли, – почти не соврал Элайджи. – Вот подумайте над тем, что случилось в городе за последние дни и как мы будем решать эту проблему, а я произнесу все вслух.

Старейшины вдруг зашептались и встревоженно начали трясти своими бородами.

– Я думаю в этом нет надобности, мы верим, – спокойно сказал Бергамот.

Сказал он это вовсе не оттого, что не было такой необходимости, а лишь потому, что все старейшины были сбиты с толку чередой последних страшных событий и не знали, ни что это, ни как с этим бороться. Но для спокойствия в городе было решено заверить эльфов в том, что всё под контролем. И если бы Элайджи услышал сейчас тот страх и тревогу, что царили в их головах, то это непременно было бы вынесено за пределы дворца и, возможно, вызвало всеобщее беспокойство и панику.

– Пускай он продемонстрирует какие-нибудь другие… а-апчхи… видимые, способности, – прошипел ехидный голос Гарха, эльфа болезни, который как ни странно оказался одним из старейшин и как обычно с не проходящим насморком.

– Нет, нет! Позвольте! Я думаю, что как раз в этом нет надобности, – обиженно и почти истерично заявил один из эльфов, у которого от и так редеющих седых волос шел дымок.

Элайджи сразу догадался, что это и был тот старейшина, в которого попала молнией Мэдж.

– Но как мы будем знать? – возразил Бергамот. – Что ты можешь еще?

«Важна ль материя, когда духовное превыше всего» – мысленно подумала Мэдж о фразе, единственной, которую она запомнила на уроке философии, преподаваемой Хамидэем – старейшиной целомудрия.

– Важна ль материя, когда духовное превыше всего! Я творю умом и сердцем! – ответил Элайджи.

– Золотые слова! – чуть ли не прослезился Хамидей, эльф с густой и наполовину поседевшей бородой.

– Я абсолютно согласен, – подтвердил Минзар, больше волнуясь за свою сохранность и уже опасаясь не до конца управляемой энергии молодых эльфов.

– Но мы не можем так его отпустить! – прорычал Гарх из-под своего черного