class="p1">Деликатно промолчал, не докончив «как вы», а я выдохнула с облегчением. Ее сыновья со мной за последние дни не встречались, так что я никак не могу являться источником печали. Хотя вообще-то странно. Сын Александр скоро вернется из уральского путешествия, не будет хватать для семейного комплекта лишь Константина, но он привычно не выезжает из Варшавы.

Ладно, не будем о царских печалях, своих достаточно.

Все это время из головы не выходила идея супруга. Я слегка злилась на него — не люблю, когда рискуют людьми. Злилась, а сама обдумывала техническую часть проекта.

В итоге вернулась на «Горлицу» и велела плыть к Чумному острову. Провела там два часа, убедилась, что Василиса с Василием устроены, дала важные технические указания Лукерье, обговорила идею с Пичугиным и отправилась за Мишей. Михаил Федорыч обрадовался, что я с ним согласилась, а еще заметил, что сегодня пообщался с известным историческим деятелем и, похоже, обезопасил себя от угроз с одной стороны. Сил пристать с уточняющими вопросами у меня не нашлось.

— Знаешь, Мушка, — заметил супруг, — все эти сны в креслах — не в кассу. Давай-ка в порядке разовой перезагрузки ляжем не очень поздно, а встанем, как проснемся. Именно проснемся, никто не разбудит. Дел на завтра у меня нет, начальства в присутственном месте не предвидится.

— Давай, — вяло сказала я. — Причем никто от слова «никто». Я не разбужу тебя, ты — меня.

* * *

Перед сном мы подтвердили это взаимное обещание. Но оно оказалось невыполнимым.

— Ну вот, — недовольно сказала я, открывая глаза на следующее утро. — Да, понимаю, солнце встало… Миша, что случилось?

— Мушка, спокойно, — заметил муж таким тоном, от которого я проснулась окончательно. — Вздохни, помолись, помедитируй.

— Что случилось? — повторила я таким тоном, что воздух в комнате слегка зазвенел. — Новость от Пичугина?

— Нет, наша, домашняя. Вор проник в секретную мастерскую и ушел не с пустыми руками.

Глава 28

Генерал Б.

Для людей, знакомых с моим распорядком, этим вечером я поступил как чудак и оригинал. Меня ждали в Эрмитажном театре — великие князья в ложе, а прекрасная Истомина за кулисами. Но я велел кучеру ехать в свой особняк.

Перед этим командировал лакея по адресам двух самых известных столичных учителей фехтования с просьбой зарезервировать для меня один час на завтра. Я и сам могу многих научить многому, но было бы неплохо провериться с мастерами. Что отрицать: последние годы чаще указывал саблей направление атакующему отряду, чем скрещивал ее с другим клинком.

Самые главные чудачества начались дома. Я отказался от ужина, заглянул в буфетную, съел парочку волованов, наполнил бокал, выпил половину.

Заливать вином такую историю? Никогда!

Сбросил мундир. Ощупал левой рукой правую. Запястье слегка болело, но серьезных повреждений я не ощутил. Этот странный человек, что говорить, мастер.

Сначала просто повращал кистью. Потом — кистью с саблей. Немного покрутился в зале, рассекая воздух. Зажег свечи на столе. Повернулся на каблуках и одним ударом срубил семь огоньков из восьми.

Да, старею. Прежде такой фокус исполнял безупречно. К тому же упражнений с саблей недостаточно.

В дверь постучали. Я дозволил войти.

— Ваше высокопревосходительство, синьор Барджелло ждет вас в полдень, мсье Гобиньяк — в два часа после полудня.

— Спасибо, Гриша. Возьми-ка блюдце. Да не подай мне — брось.

Лакей удивился, но переспрашивать не стал. Я поймал без труда.

— Еще раз, да сильней.

Лакей метнул блюдце боком, с подкруткой, как в модной французской игре jeu de la bague volante — «летающее колечко». На этот раз пришлось сдвинуться корпусом, но блюдце закачалось между пальцами. Не такая и плохая реакция.

Поймал и в третий раз, хотя мышцы правой руки напомнили о недавнем инциденте. Я сдержал боль и велел бросить еще, но тут уж отбил, а не удержал…

— Спасибо, Гриша. Убери осколки.

Слуга отправился за веником. А я слегка помассировал правое запястье и вспоминал два визита этого дня.

* * *

Утро началось с визита достаточно странного господина. Мне передали его carte de visite: коммерческий советник вольного города Гамбурга herr Hrukind. Я усмехнулся странной шутке, но день был столь свободен, что велел пригласить визитера.

Герр Хрюкинд немедленно рассыпался в комплиментах на плохом русском, несколько лучшем французском и родном ему немецком — на этом языке мы остановились. Мне немного польстило, что дорого одетый и манерный иностранный коммерсант понимает, как в России положено держаться с генералами.

Исчерпав комплименты, гость смутился, заявив, что речь пойдет об очень деликатном вопросе.

— Я что-то задолжал в Гамбурге в 1813 году? — прервал я. — Если так — оплатит прусский король.

Тотчас же выяснилось, что речь идет о совсем иной просьбе. Гость, смутившись еще больше, напомнил об одном модном увеселении, посвященном богине Венере, недавно появившемся в российской столице, и косвенно намекнул, что оно знакомо мне изнутри. Заметил, что общественные предрассудки достойны уважения и это заведение в ближайшее время прекратит существование, чего желает генерал-губернатор. К сожалению, некоторые мелкие полицейские чины действуют вне субординации и могут вторгнуться в храм Венеры, не задумываясь, что их непрошеный визит способен причинить посетителям очевидные неудобства.

— И чего же вы желаете от меня? — спросил я не без смущенной брезгливости.

Да, я был в этом храме и, пожалуй, не прочь нанести еще один визит. Но даже самый мягкий и косвенный намек на это со стороны господина Хрюкинда был неприятен. К тому же великий князь уже исполнил мою просьбу, уведомив бойкого полицейского чинушу через его супругу. Судя по последствиям, и просьба Николая Павловича, и внушение от генерал-губернатора оказались недостаточны.

Собеседник опять высыпал кучу комплиментов, подчеркивая мои заслуги и лучшие черты характера. После чего сказал, что прямая просьба со стороны такого достойного человека может принести больший эффект, чем любые намеки и даже требования начальства.

— Я выслушал вас, — ответил я, сдерживая гнев. — Всех благ!

Визитер поклонился, заметил, что в известном заведении мне будут рады, и торопливо удалился, едва не цокая по паркету.

Конечно же, я гневался и на гамбургского коммерсанта. Несмотря на заискивающую любезность, его просьба была очевидной.

Но я также гневался на Орлова-не-Орлова, и с каждой минутой все больше. Видит Всевышний, я легко прощаю мелкие оплошности слугам и подчиненным, однако здесь присутствовала демонстративная наглость. Полицейский чинуша получил намек от высочайших особ, прямое