Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Многим, кто воевал бок о бок с Дугласом Макартуром в окопах Первой мировой войны, запало в душу, что молодым солдатом он совершенно не боялся смерти. Свое божественное начало генерал обретал, терял и обретал снова с той же легкостью, с какой менял повязки на ранах, кровоточивших снова и снова. Макартура словно разрезали на четыре части, каждая из которых в присущей только ей одной манере становилась преходящим, мимолетным божеством. Генерал, стремившийся к известности, бессмертию и славе, самым неожиданным образом обретал их там, где сам никогда не ждал. Выступал в роли вырезанного из дерева бальсы идола, синтоистского ками, бедствующего земноводного духа и самого бога, покрытого струпьями, под которыми прятался настоящий красавец. Подобно змее он снова и снова сбрасывал с себя кожу. С одной стороны, генерал Макартур стал символом разрушения, которое повсюду несли американцы, с другой – проявил сразу четыре разных подхода к восстановлению территорий. Вполне возможно, что, когда тщеславный генерал займет наконец уготованное ему место, где бы оно ни находилось, ему не дано будет себя узнать.
4. Боги в мундирах
Из всех мыслимых ситуаций, когда человек вдруг может превратиться в божество, самая неприятная в физическом отношении наступает, когда в него вселяется дух. Привести к этому могут два пути. Человек сам может представлять собой грубую, неконтролируемую силу: в подобном случае его собственный дух покидает тело и затем, преодолевая сопротивление судорожно сжимаемых внутренностей, поселяется в другом человеке, совершая в окружающем мире действия и поступки через чужие члены. В ситуации с Дугласом Макартуром, к тому времени как его дух стал вдохновлять южнокорейских шаманок, танцующих на ножах, он самым беспечным образом умер. Однако другим повезло меньше – их земные оболочки духи покинули еще при жизни, как в случае того несчастного французского офицера в Нигере, спиритический двойник которого, как мы вскоре увидим, прямо у него на глазах поднял бунт, вселяясь в чужие тела, против его воли и вразрез с самыми лучшими намерениями.
Через свой дух можно полностью держать во власти другого человека. Но можно и стать жертвой, когда уже его дух вселится в тебя. Можно вдруг обнаружить, что ты стал лишь резервуаром для вторгшегося в тебя духа: когда он входит в твое тело и начинает тебя контролировать, зачастую в самый неподходящий момент, – и пока он сам не уйдет, с ним в принципе нельзя ничего сделать. На какое-то время ты превращаешься в какую-то мягкую, непонятную субстанцию, в которой дух и плоть, твое собственное и чужое «я» превращаются в нечто совершенно новое, порождая неустойчивое, недолговечное божество. Когда в тебя вселяется чужой дух, тебя может тошнить от боли, но он, пусть даже на время, наделяет тебя сверхчеловеческим могуществом, будто вмещая в себе силу, которую человек по причине своих физических размеров в принципе не может в себе удержать. «Он описывал, как у него болело все тело, когда дух наделял его этой силой, – рассказывал некий антрополог о человеке с Тринидада, в которого периодически вселялся дух, – а когда мы проходили мимо внушительного здания полицейского участка, показал на него и добавил: это примерно то же, что пытаться впихнуть в тело весь этот дом» (1).
А что, если бы эту силу можно было укротить, упорядочить и надлежащим образом использовать? Что, если человек, в которого вселился дух, мог бы учреждать новые институты, создавать собственные армии или даже государства? В 1925 году в одном из французских докладов из Ниамея, столицы Нигера, говорилось, что тем летом над городскими кварталами будто пронесся «ветер безумия» (2). Во время танца в деревне Чикал некая женщина по имени Зибо неожиданно впала в транс. В ее тело вселился дух. «Кто ты?» – спросила собравшаяся вокруг толпа, желая знать, с кем имеет дело. Тогда дух устами Зибо назвал себя правителем Красного моря. Вещая через своего медиума, он приказал запастись ружьями, и аборигены сделали их из дерева. Вскоре заговорили и другие духи: сержанты, солдаты, секретари, судьи и генералы Французской империи, вторгшейся в 1900 году в Нигер и оккупировавшей его. Вещая через тела крестьян, будто пребывавших в объятии мощного заклятия, они требовали дать им тропические шлемы и побольше джина, зловеще маршировали на негнущихся ногах в боевых порядках и в нарушение имперского протокола с пеной на губах проделывали кульбиты. И дабы доказать, что они не люди, бросали на свои новые тела горящие факелы, не причинявшие им никакого вреда. Некоторое время спустя эти духи открыли свое имя: Хаука, что в переводе означает «безумие». Они изрыгали из желудков черные чернила – будничную жидкую субстанцию бюрократии. Несколько месяцев спустя этот ветер безумия пронесся над северным регионом Филенге, где духи вселились практически во всех молодых людей. Некий французский чиновник сообщал о «серьезных проблемах в Курфее». Зибо и ее отец Ганджи «создали секту, копирующую нашу администрацию и стремящуюся свергнуть нашу власть». Зибо – или через нее правитель Красного моря – проповедовала мятежи. Деревни отказывались платить подати и заниматься изматывающим неоплачиваемым подневольным трудом по возведению с нуля инфраструктуры для Французской империи – тем же рабством, только под другим именем. Отказывая французам в повиновении, они покидали колониальный мир и уходили в бушленд, чтобы поклоняться там богоподобному раскольническому двойнику французского режима: армии духов, насчитывавшей с сотню солдат, майоров, лейтенантов, управленцев, врачей и технических специалистов. В этом глухом засушливом краю медиумы Хаука основали собственную общину-страну и стали усиленно готовиться к войне.
Озадаченный подобными странными бунтами, правитель Филенге написал региональному комиссару Ниамея майору Горацию Валентину Крочиккие, и тот в ответ приказал устроить на медиумов Хаука облаву. Правитель арестовал шестьдесят человек, в том числе и Зибо, заковал в цепи и отправил в столицу, где их бросили в тюрьму и три дня не кормили. На четвертый Крочиккия велел привести узников к себе и приказал исполнить ритуальный танец, по всеобщему убеждению, притягивающий духов. По неожиданным переменам в лицах, по замогильным стонам и странным, бессвязным движениям, больше подобающим не живым людям, а зомби, майор Крочиккия мог с уверенностью сказать, когда в окружающих вселялись духи. В насмешку над ними