Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Часто случались и неожиданные приятности. На заре своей славы я еще не умел водить машину и нанял шофера, чтобы тот меня возил. Но потом мы с семьей переехали в Лос-Анджелес, где водят все, и мне пришлось сдать на права. Перед экзаменом сотрудник за стойкой сообщил мне монотонным голосом — наверное, он произносил эту речь уже тысячу раз:
— Ваш экзаменатор сидит в машине. Ему можно сказать только «Доброе утро». Больше с ним не разговаривайте. Он скажет, что делать, вы слушайте и реагируйте. Никаких личных бесед.
— Да, сэр, я все понял, — ответил я и сел в машину.
Экзаменатор взглянул на меня и сказал:
— О, да вы играли в «Человеке, который хотел быть королем»! Тогда вы точно сдадите экзамен. Иначе какой же вы актер?
Так в возрасте пятидесяти лет я получил свои первые водительские права.
Однако звездность — это не только веселье, роскошь и привилегии; есть у нее и недостатки. Но я всегда осаживаю себя, когда мне хочется посетовать на те или иные минусы славы. «Майкл, неужели ты предпочел бы альтернативу?» — спрашиваю себя я. Да, со славой приходят определенные трудности. Но если человеку кажется, что там, на вершине, тяжело или одиноко, то он или никогда не был внизу или забыл, как это бывает.
Один из главных недостатков звездности в том, что очень легко начать жить в коконе, утратить связь с реальностью, своими ценностями и вообще забыть, кто ты такой. Все эти знакомства с кумирами, деньги и прочие ловушки — моя первая гримерка в Голливуде была просторнее и удобнее всех квартир, в которых мне приходилось жить до тех пор — всерьез затуманивают голову. Мне кажется, я сумел сохранить связь с реальностью, хотя, наверное, не мне об этом судить. Возможно, причина в том, что успех пришел ко мне уже в достаточно зрелом возрасте.
Помогло и мое окружение. Хотя у меня появилось много друзей среди звезд, я продолжал проводить много времени с семьей. И я никогда не любил звездный антураж. Сейчас у нас есть охранник, домработница и прекрасный секретарь: это все наши помощники. У меня никогда не было телохранителей, личных поваров, персональных тренеров и стилистов. Даже с прессой я встречаюсь один на один: меня не окружает толпа пресс-агентов, пиарщиков и ассистентов. Мы с Шакирой любим встречаться с друзьями, родными, но предпочитаем справляться без наемной помощи: мы самодостаточны.
Это касается не только звезд, у которых есть возможность окружить себя всевозможными помощниками, но и руководителей любой организации: чем больше вокруг вас людей, чья работа — угодить вам, или людей, которые пытаются добиться от вас чего-то, или тех, чей статус зависит от отношений с вами, тем выше вероятность, что вы утратите связь с реальностью. Существует и более зловещая перспектива: люди, чья жизнь напрямую зависит от вашего успеха, могут начать эксплуатировать вас и манипулировать вами.
Помню, однажды я вел благотворительный концерт в Голливуде и должен был объявить выход Уитни Хьюстон. Мы с ней стояли за кулисами, и за секунду перед выходом какая-то женщина — полагаю, из ее окружения — подошла к ней, отвела вглубь коридора, прижала ее к стене и начала довольно грубо приказывать ей: «Сейчас ты пойдешь туда и сделаешь это, а потом это». Я вышел на сцену и произнес: «Дамы и господа, Уитни Хьюстон». Женщина отпустила Уитни, та поднялась на сцену и запела. Она была прекрасна. Но мне было ее очень жаль.
Еще один минус славы: ты можешь попасть в любой закрытый клуб, но не можешь просто выйти на улицу. Нет, можешь, конечно, но фанаты и пресса тут же начинают глазеть на тебя, будто в бесплатном цирке. Впервые я понял это в 1965 году, когда «Досье Ипкресс» показали на Каннском кинофестивале, а меня поселили в шикарном люксе в отеле Carlton. Я и не представлял себе такой роскоши и блеска. И насладился ими по полной, потому что выйти из люкса оказалось невозможно: меня тут же со всех сторон окружала толпа репортеров.
А в наши дни все ходят с телефонами и хотят сделать со мной селфи. Но я не расстраиваюсь. Напротив, радуюсь и напоминаю себе о том, что прозябать в нищете и безвестности куда хуже.
Некоторые великие актеры в жизни совсем не похожи на свой экранный образ. Как-то раз мы с Кэри Грантом стояли у входа в отель Beverly Hills. Мы случайно встретились и разговаривали о том о сем, когда нас заметила туристка и бросилась нам навстречу.
— Майкл Кейн! — воскликнула она, запыхавшись. — Это правда вы? Представляете, я в Голливуде уже две недели, а вы первая кинозвезда, кого я встретила! — Она повернулась к Гранту. — Подумать только — Голливуд, и ни одного киноактера кругом!
— Именно, мэм, — вежливо кивнул Грант, — ни одного.
Он совсем не расстроился, что туристка его не узнала.
Чего не могу сказать про себя, когда у меня случился аналогичный опыт. В середине 1970-х мы снимали в Кении фильм «Заговор Уилби» — политический триллер о борьбе с апартеидом. Мой партнер по фильму Сидни Пуатье был голливудской звездой высшего эшелона, но в Кении к нему относились как к богу. Я же мог совершенно спокойно расчехлить свои замшевые туфли: никто не знал, кто я такой, и никому не было до меня дела. Даже шофер, которого отправили в аэропорт встретить нас с Шакирой и тогда еще малышкой Наташей, не догадывался о том, что я — звезда. После стольких лет в зените славы ощущение было очень странное, и, хотя мне понравилось ходить по улице без хвоста из фанатов, новизна ощущений вскоре пропала. Я понял, что известность как наркотик: приятно, когда тебя узнают.
Многие звезды утверждают, что им неприятно всеобщее внимание. Несколько лет тому назад мы с Элтоном Джоном отдыхали на Капри и шли по виа Камерель — фешенебельной центральной улице острова, где расположены самые дорогие бутики и дизайнерские магазины. Элтон остановился у витрины магазина часов, и нас тут же окружил рой папарацци и фанатов. Элтон начал ворчать и жаловаться, что фотографы ему проходу не дают и узнают его везде, куда бы он ни отправился. Я очень люблю Элтона и восхищаюсь его манерой одеваться, но тогда заметил, что, возможно, жизнь его стала бы намного проще, если бы он иначе одевался. На мне в тот день, как обычно, были темно-синие брюки, черная футболка, темные очки и бейсболка. На Элтоне — ярко-желтый костюм и множество украшений.
Однажды я пожаловался Фрэнку Синатре, что в Голливуде шагу не ступить, чтобы тебя не окружили туристы с камерами, и тот ответил: «Хуже людей, которые постоянно просят с тобой сфотографироваться, может быть только одно — когда никто не просит с тобой сфотографироваться». Оскар Уайльд бы с ним согласился. Именно поэтому, если вы случайно встретите меня на улице, не стесняйтесь, подходите и спрашивайте, можно ли со мной сфотографироваться.
Другими словами, если кто-то написал вам на туфли, можно расстроиться, а можно взять на вооружение подход Джона Уэйна, принять комплимент и перестать носить замшевые туфли.
Я стараюсь не расстраиваться, когда незнакомые мне люди за меня решают, кто я такой и кем мне позволено быть. Но я не могу влиять на то, что происходит у людей в головах, и уж точно не в силах влиять на то, что пишут обо мне журналисты. Окружающие постоянно оценивают нас, но если ты звезда, это приобретает поистине громадные масштабы, и каждый считает своим долгом высказать свое мнение. Нас, знаменитостей, считают общественной собственностью.