Встреча с Малышом сказалась благотворно или время пришло, но выздоровление пошло быстрее. На следующий день Бикир он смог дойти до балкона и скоро уже ходил из комнаты в комнату. Правда, не держаться за стены пока не получалось. Зато теперь он не сомневался, что сможет присутствовать на свадьбе, и одной из тревог стало меньше. Слабость и немощь ужасно угнетали, он был словно пленник в собственном теле. С каким удовольствием он бы сейчас оседлал Малыша и проехался по лесу, даже холодный ветер и мрачные позднеосенние пейзажи по-настоящему обрадовали бы его. Пусть мокрые ветки хлещут по лицу – зато это жизнь. Проклиная Ксайлана, Бикир путешествовал лишь в мыслях, стоя на балконе, вдыхая запах прелой листвы, ледяного дождя и мокрого камня, глядя на тяжелые тучи и голый сад, за которым виднелись серые крыши домов.

Бикир чувствовал себя больным пырларлом, которого не прикончили из жалости. Он ждал возвращения сестры, которая гостила у кузенов. Может быть, мелкая сумеет его отвлечь от мыслей о племяннице Митверхала Кигилов. Он постоянно думал о Ги-Мле и скучал, но во время ее визитов вел себя прохладно, поддерживая пустые разговоры. Бакар постарался, чтобы он хорошенько представил, какая участь ждет Ги-Млу. Бикир никогда не отягощал голову раздумьями о судьбе девушек, с которыми развлекался. Но с Ги-Млой все было иначе. За несколько коротких встреч он почувствовал к ней нечто доселе неведомое. Хотелось видеть ее счастливой. Но разве такой, как он, сможет дать ей счастье? Легко проникнуться жалостью к раненому, но стоит ей узнать его получше… Прошлое не отпустит так просто, он совсем не тот, кто ей нужен.

Сын Митверхала решил не проявлять интереса. Девушке наскучат бестолковые встречи, и она переключится на кого-нибудь более достойного. Сказать же прямо, что он не хочет ее видеть, было выше его сил. И все-таки он упорно гнал мысль, что влюблен, запрещая себе даже думать об этом. Но на этот раз колоссальная сила воли не срабатывала, сердце отказывалось подчиняться, и, только он отвлекался, прекрасный образ Ги-Млы тотчас вставал перед мысленным взором.

Ки-Сиел прервал его размышления

–Господин Бикир, пришла госпожа Ги-Мла.

Бикир кивнул. Ну вот, сейчас опять придется вместо радости изображать равнодушие.

– А послушай-ка, Ки-Сиел, – вдруг сказал он, – скажи госпоже Ги-Мле, что я плохо себя чувствую, пусть идет домой.

***

И без того маленький флакончик был полупустым. Светлый Верхал разочарованно вертел его в руках, разглядывая содержимое на свет. Жрец принес его сюда, на крышу Храма, где Ксайлан проводил многие часы в своих мрачных размышлениях. С головокружительной высоты город был как на ладони. Крыши домов, дворцы, лачуги бедняков на окраинах, серая стена непроходимых Пырларловых гор на севере. Маад, столица Мааданда, город, в котором всегда правили Пахтыхтамайи. Но теперь, год за годом, Ксайлан наблюдал, как Ар-Раары теснят его клан, как Пихомор подминает все под себя, склоняет на свою сторону правящие дома, избавляется от неугодных, тогда как Пахтыхтамайи сдают позицию за позицией, и не помогает даже магия. Пайя права, их род проклят. В отсутствие наследников дом Пахтыхтамайев сделался подобен пересыхающему руслу и постепенно приходил в упадок. Преемником станет полукровка-Челанг. При мысли об этом Ксайланом овладевала самая черная тоска.

Взгляд его вернулся к северной части города – предгорью. Его населяли Ар-Раары, и даже их дворец выглядел как гигантский осьминог, карабкающийся на крутой склон. Где-то там сейчас Пихомор занят радостными свадебными хлопотами… У него есть продолжение в этом мире, двое прекрасных сыновей, дочь, скоро будут внуки. За что, за что ему это все? Лицо Верхала исказилось от ненависти. Ведь почти удалось убить одного из недоносков! Но их проклятый Подземный сотворил для него чудо и оставил в живых. Ксайлан тоже всю жизнь мечтал о чуде, особенно когда супруга ждала очередного ребенка. После череды потерь Пайя сказала, что Пахтыхтамайи прокляли себя, когда забыли совесть и подняли руку на священный тотем. Они назвали богами тех, кого безжалостно убивали, чтобы сохранить иллюзию магии. Ксайлан тогда впервые избил ее до полусмерти, и это стало повторяться регулярно. Но сейчас он думал, что она права. Несколько веков Пахтыхтамайям удавалось держать всех в заблуждении, но сейчас, похоже, терпению самой Герснеи наставал конец. Ксайлан поднял флакончик повыше. На его век еще хватит… А потом… Сумеет Силанг сохранить и упрочить влияние – все останется как прежде, не сумеет – клану придет конец. Настанет век Пырларла.

– Это что, все? – спросил Ксайлан стоящего рядом жреца первого уровня Эсмайна – крупного мужчину, по силе не уступающего лучшим представителям Ар-Рааров. Эсмайн порядком замерз на холодном ветру в легкой одежде и мечтал поскорее убраться с крыши.

– К сожалению, да, Светлейший, – поклонился жрец.

Ксайлан сунул пузырек за пазуху и запахнул поплотнее теплый плащ.

– Слишком мало, – буркнул он, – с каждым годом все меньше. Почему так, Эсмайн?

Жрец развел руками. Он очень опасался оказаться виноватым в глазах Ксайлана. Пихомор никогда не отказывал своему «другу» в казни неугодных, на которые они нередко смотрели вместе и, похоже, с одинаковым удовольствием.

– Мы точно не знаем, Светлейший, видимо, сказываются условия содержания. Под землей, без солнечного света и свежего воздуха, они чахнут, несмотря на лучшие корма и уход. Мы могли бы выводить их во внутренний двор, хотя бы ненадолго…

– Нет! – заорал Ксайлан, – это исключено! Их могут увидеть, у Пихомора везде шпионы. Представляешь, как обрадуется старый костыль возможности раздавить нас окончательно?

Эсмайн опустил голову. Больше предложить было нечего.

– Придумайте что-нибудь другое, – угрожающе проговорил Верхал, – вы ведь самые светлые умы в Мааданде! В вашем распоряжении вся мудрость, которую Пахтыхтамайи копили тысячелетиями. Неужели впустую?

Эсмайн снова поклонился, потирая начинающие синеть от холода пальцы.

– Мудрейшие из жрецов бьются не первый год, мой господин, но пока, увы, безрезультатно.

– Но мне этого не хватит! Вы понимаете?! – выкрикнул Верхал, вынул из-за пазухи флакон и сунул под нос жрецу, – мне понадобится еще! Скоро свадьба Пихоморова отродья, потом Игры, а здесь на один раз! Мне нужно еще!

Жрец умоляюще поднял руки.

–Светлейший, мы не можем так сокращать поголовье. Воспроизводство идет слишком медленно.

Он требует невозможного, пора бы смириться.

– Ладно, – досадливо сказал Ксайлан, – попробую растянуть на два раза. Хуже всего, что я уже пообещал Пихомору… До весны, думаю, можно обойтись.

Он отвернулся от жреца и принялся снова рассматривать мрачные крыши и серые улицы. Небо заволокло тучами, ветер стал еще холоднее, пробираясь даже под складки плаща. Стоять на крыше стало неприятно, и Светлый Верхал направился в свои теплые покои. Эсмайн с облегчением последовал за ним, размышляя, не сляжет ли он после этого в постель с лихорадкой. Но даже в уютных покоях с потрескивающими в камине дровами на душе у Ксайлана теплее не стало.