самое унизительное в ее ситуации. Марья снова поймала ее в ловушку, а она снова позволила ей это сделать. Зачем она подошла к окну? Надо было сразу бежать к Кощею… Ну что она за дура такая?

– Мне нужен мой муж, – просто ответила Моревна. – И поскольку он не захотел прийти ко мне сам, мне пришлось придумать повод более весомый, нежели тот, что я уже предложила ему. Видишь ли, милая, ты почему-то ценна для него. Уж не знаю, что такого ты умеешь: борщи особо вкусно варишь или в постели невесть что вытворяешь, но он хочет тебя вернуть. А значит, придет за тобой. Но время есть, можем и поболтать. Тем более, одна общая тема для разговора у нас с тобой точно есть. Ах, как нехорошо воровать чужих мужей.

– Полностью согласна, – кивнула Василиса. – Даже странно, что ты первая об этом заговорила.

Марья мягко рассмеялась.

– А я все думала, что он в тебе нашел. А ты, оказывается, бываешь забавной и даже немного дерзкой. Да, сколько его помню, он это любил.

Ненависть. Тягучее, вязкое, гадкое, давящее чувство. Василиса уже и забыла, каково оно на деле, и надеялась, что больше никогда о нем не вспомнит. Нельзя было давать ему волю. Но голос Марьи будил в ней худшее.

– Мой муж нашел во мне верную жену, – ответила Василиса прежде, чем сумела остановить себя. – Бывшая с ним не очень-то хорошо обошлась, ну да ты, наверное, об этом слышала.

Моревна фыркнула.

– Прекрати! Я всего лишь подстраховалась – не хотела его потерять. Вынуждена признать, что он начал скучать со мной. Я видела это, а нет ничего страшнее для жены, чем заскучавший с нею муж. А у меня не было времени развлекать его.

– И на что ты надеялась? – вздернула бровь Василиса. – Что найдешь способ стать могущественнее, сотворишь для себя бессмертие, а потом снимешь его с цепей, и он все простит? Включая всех твоих любовников?

– Бессмертие несколько меняет определение верности, Василиса, – снисходительно пояснила Марья. – Иногда достаточно просто помнить друг о друге.

– Кажется, ты забыла согласовать свой вариант определения с Кощеем, – вскинула подбородок Василиса.

– Не хами, – отрезала Марья, на мгновение теряя всю напускную любезность, – а то я рискую не сдержаться.

Цепочка на шее Василисы дрогнула, затягиваясь до ключиц, и Марья вышла из темноты в светлое пятно.

Василиса сжала зубы, боясь, что не сдержится и выругается. Что ж, теперь она точно знала, что нашел в Моревне Кощей. Такую можно было взять в жены, даже если бы она была беспросветно глупа. А Моревна отнюдь не была глупа. Она была умна и сильна. Нечто темное шевельнулось в груди. Но Марья уже вернула себе самообладание и теперь улыбалась едва ли не приветливо. И только тут Василиса заметила, что в руке она держит белый, свежий, словно едва сорванный цветок.

Кощей оказался прав.

– Впрочем, совсем скоро ты умрешь, – продолжила Марья все с той же улыбкой, – поэтому я не стану сердиться на тебя за неуважение. Да и потом, если бы я сердилась на каждую женщину, что была у него после меня, покрылась бы морщинами. А тебе, я вижу, часто приходится хмуриться. И все же как тебе удалось удерживать его при себе так долго?

– Боюсь, мой способ тебе недоступен. Тебе остается надеяться исключительно на кандалы, – хмыкнула Василиса.

Эта игра ей не нравилась, она подстегивала в ней злобу. Но она не могла позволить Марье занять роль единственного нападающего.

– Глупая, глупая девочка, – ласково пожурила ее Моревна. – Будь ты ему хоть чуть-чуть дорога, он бы уже провел обряд, оставил бы тебя себе навечно. Но ведь он даже не заикнулся об этом, правда? Что ему, бессмертному, жалкая сотня лет рядом с тобой? Пыль. А ты, наверное, уже возомнила о себе невесть что. Нет, милая. Лишенный души не способен любить. Поцелуй сработал, потому что его так глупо любишь ты. И я понятия не имею, зачем ты ему нужна, но это никак не связано с…

– Лишенный души? – переспросила Василиса, почувствовав, что за этой фразой скрывается не просто метафора.

– О! – Марья сверкнула глазами. – Так он тебе и об этом не рассказал? Это ведь тоже говорит само за себя, разве нет? Но не переживай, в таком случае я сама открою тебе правду. Не могу же я позволить тебе умереть, не узнав, кого ты столько лет звала своим мужем!

Она заходила по тесной комнате, и в ее движениях было что-то лихорадочное, судорожное.

– В бессмертии нет ничего сложного, – вещала Марья. – Это очень легкая загадка. Все дело в душе. Она устает. Тоскует. Страдает. Мучается совестью. Болит. И в конце концов она не выдерживает. Рано или поздно начинает тяготиться бренной плотью и решает покинуть ее. Разорвать узы, привязывающие ее к этой жизни, наполненной страданиями и сомнениями. Она стремится к покою. И она принимается истощать тело, в котором заточена, наполнять его болезнями, старить… Чем больше силы, тем дольше можно сдерживать этот процесс, но, увы, не бесконечно. Не бесконечно… – повторила она и замерла, глядя на цветок.

Потом опомнилась, повернулась к Василисе и уставилась на нее не мигая.

– Душа будет терзать тело, пока то не умрет, подарив ей желанную свободу, – едва ли не с испугом пояснила она. И тут же снова заметалась по каморке. – Какой напрашивается вывод? Правильно! Нужно избавиться от души до того, как она избавится от тебя!

Она бросилась к Василисе, опустилась рядом с ней на колени, и та вжалась в стул, пытаясь отодвинуться.

– Что же ты молчишь? – спросила Марья, пытливо вглядываясь в ее лицо. – Ну же, неужели совсем нечего сказать? Что с тобой, Василиса, ты побледнела? Каково узнать, что ты замужем за живым трупом?! Я говорила ему, что ты никогда не примешь его. В отличие от меня. Впрочем, я не закончила.

Она поднялась и снова отошла на границу света, погладила длинными изящными пальцами цветок.

– Остается главный вопрос, – едва слышно прошептала она. – Как извлечь душу, не убив тело, и как не отпустить ее в эфир. Я ломала над этим голову, пока не поняла: такая задачка не под силу ни одному колдуну, ни одной ведьме. Это может сделать только бог. Я проводила ритуалы. Я пыталась призвать его. Но он не откликнулся. Но ведь у Кощея получилось… Возможно, будь у меня больше времени, я бы смогла найти ответ самостоятельно, но мое время подходит к концу. Ответ нужен мне здесь и сейчас.

– Кощей никогда не даст его тебе, – прошептала Василиса.

Она пыталась осознать услышанное. Ей не хотелось верить. Но она уже знала, что Марья сказала правду.

– Еще как даст, – спокойно ответила Марья, поворачиваясь к ней. – Иначе я убью тебя. Впрочем, я все равно это сделаю. Ты мешаешь ему вернуться, снова стать таким, каков он есть на самом деле. Я не знаю, как ты это делаешь, да мне это и не интересно. Но как только ты умрешь, я вновь займу причитающееся мне место.

– Его жены? Или царицы Нави?

– И то и другое, – торжественно объявила Марья.

Василиса усмехнулась. Потом засмеялась. Сначала тихо, потом в голос.

Лицо Моревны скривилось.

– Что смешного? – взвизгнула она.

– Твое самомнение, – ответила Василиса. – Меня веселят его размеры. Ты правда думаешь, что это место все еще твое? Это ведь ты пыталась перейти Смородину. Хотела доказать, что Навь все еще считает тебя царицей. Ну что ж, Навь явно дала тебе понять, что это не так. А насчет того, что когда-то Кощей звал тебя женой… Он давно забыл про тебя. Не упоминал ни разу, если честно. И поверь, твой портрет не висит в его спальне. Уж я-то точно знаю. И вряд ли он захочет его туда повесить.

Марья сжала пальцы. Василиса ощутила, как дернулась цепочка, сжимаясь вокруг шеи. Нужно было сбавить обороты, если она не хотела, чтобы Марья убила ее до прихода Кощея. Но Моревна вдруг расслабилась.

– Это мы еще посмотрим, – улыбнулась она, и эта перемена испугала Василису сильнее, чем все, что было до этого. – О, как забавно блестят твои глаза! Ты все еще злишься на меня за мою шутку? Разве яблочко было невкусным? Светлые, вы так лицемерны. Впрочем…

Она рывком приблизилась к Василисе, наклонилась ближе и всмотрелась куда-то между ребер, туда, где, по поверьям, живет душа. Василиса снова подалась назад,