Но есть одно зелье. Сложный состав, и непросто варится. Если капнуть в него кровь человека, оно может многое о нем поведать. Кровь Марьи у меня была.

Василиса вопросительно приподняла бровь, но Кощей поджал губы, и она поняла, что он не расскажет, и не стала настаивать. Она тоже далеко не все рассказала ему о своем браке с Иваном. И отнюдь не была уверена, что готова к новой порции откровений о его жизни с Моревной.

– Я подозреваю, Марья рассказала тебе про ритуал. – Кощей прикрыл глаза: слова явно давались ему с трудом. – Я могу объяснить.

– Не нужно.

– Но…

– Не нужно, и точно не сейчас.

– Василиса… Что-нибудь еще Марья говорила? Она мастерски умела проникать словами в душу. Поэтому, если она задела тебя чем-то, скажи.

«Скажи ему, – подумала Василиса, – просто скажи про семя».

Она взглянула мужу в лицо: оно было уставшим, изнуренным. Увиденное на поляне снова встало перед глазами, и она покачала головой, постаравшись улыбнуться как можно искреннее. Разве могла она ему сказать? Тем более сейчас. Пятнадцать лет она верила, что их брак почти идеален. Как она могла не увидеть? Или видела, но не хотела себе в этом признаваться, ведь ей было так хорошо, ее все устраивало. А Кощей все это время едва держался на ногах. Нет, она не могла возложить на него очередную свою проблему и отправить разбираться с ней. И уж если совсем честно…

Василиса понимала, что не сможет заговорить об этом. Чтобы облечь в слова то, что она ощущала, сначала нужно было позволить себе в полной мере почувствовать все это. А она вовсе не была уверена, что сейчас, после всего произошедшего, сможет пережить это и не лишиться рассудка в процессе. Ей требовалось время.

Кощей еще немного поводил веткой по земле, рисуя линии, потом его рука замерла.

– В какой-то момент я понял, что, если ты умрешь, я не смогу сдержать свою силу. Это бы стало моим спусковым крючком. И я не знаю…

Василиса сжала его ладонь.

– Не надо, – попросила она. – Я жива. Я здесь. Я с тобой.

– Спасибо тебе, – сказал он, посмотрев ей в глаза.

– За что?

– За это. За то, что ты все еще со мной.

– Дурак, – ответила Василиса, и в этот раз ей не пришлось вымучивать улыбку.

Кощей поднялся на ноги, так и не отпустив ее руку.

– Домой? – спросил он.

– Домой, – ответила Василиса, позволяя ему помочь ей встать.

А потом не удержалась и обняла. Кощей с готовностью, словно лишь этого ждал и хотел, обнял в ответ. В Лесу они были совсем одни, не от кого было прятать свои чувства, и поэтому прошло много времени, прежде чем он и Василиса наконец отстранились друг от друга и действительно отправились назад.

Эпилог. Тогда

Конец ноября 2003 года

– Любомир! Смотри, Любомир, этот цветочек называется василек. Правда красивый?

– Очень, мама. От чего он лечит?

– Он не лечит телесные недуги, но порой красота способна исцелить душу.

– Можно его сорвать?

– Ты выкинешь его через несколько шагов. Или он завянет по дороге. Запомни, Любомир, никогда не посягай на красоту лишь потому, что в твоей власти присвоить ее. Никогда не прикасайся к женщине, если она не дала тебе на то своего согласия. Дала с улыбкой, а не со слезами.

Кощей вздрогнул и проснулся. Из неплотно сомкнутых штор падал, попадая прямо ему на лицо, лунный луч. Мужчина дернулся, стремясь уйти от света, сел на постель и потер лицо рукой. Маленький перстень с голубой искоркой на мизинце нагрелся и слегка жег палец, но Кощей предпочел не обращать на это внимания. Мать не снилась ему очень давно. И вот: первый раз за столько лет – и она недовольна.

Кощей потряс головой, окончательно просыпаясь. За окном еще было темно, но он знал, что уже не сможет уснуть. Он нашарил на тумбочке часы, включил подсветку. Стрелка указывала на четыре утра. В углу комнаты зашевелился огромный мохнатый пес, поднял голову, подслеповатыми глазами ища хозяина.

– Спи, Марло, все нормально, – успокоил его Кощей, и тот снова спрятал морду между лап и закрыл глаза.

Марло шел двадцать пятый год, и больше Кощей его удерживать не мог. Тело износилось, душа просилась на свободу. Брат Марло умер четыре месяца назад, пес сильно тосковал, и Кощей пускал его в свою спальню в награду за годы послушания и верности. Во всяком случае, так он себе это объяснял. Кощей ждал, когда смерть придет и за стариком, надеясь, что она сделает это самостоятельно и ей не придется помогать. Он не желал мучить пса, но и мысль о том, чтобы убить его самому, как и каждый раз, когда его собаки старели, причиняла боль.

Стоило взять щенков, но у него не было времени ни дрессировать их, ни заниматься ими, к тому же была еще одна, более веская причина, по которой Кощей не торопился этого делать.

Перстень потихоньку остывал. Кощей встал с постели и вышел из спальни. Прошел по коридору мимо двух дверей в ванную. За одной из дверей был его кабинет, за второй – пустая комната: он так и не придумал, что в ней разместить. В ванной он ополоснул лицо холодной водой, потер начинающие ныть запястья и посмотрел на свое отражение.

– Я есть, – четко произнес он.

Но простенькое упражнение из психологии на осознание собственного бытия в последнее время перестало работать.

– Ну есть ты, есть, и что с того? – спросило его отражение. – Хоть кому-нибудь это нужно?

– Марло, – хмуро ответил Кощей.

Отражение засмеялось.

– Марло всего лишь пес, и он не знает ничего, кроме любви и преданности к тебе, которые ты сам же в нем и взрастил. Кого ты обманываешь? Скоро он умрет, и что тогда?

Кощей сморгнул, отгоняя наваждение. Он знал, что тогда. Он уже все решил, поэтому не брал щенков. Собак ему будет не хватать, он привык к их обществу за последние сто лет, но они не любили Навь и не приживались там, им не хватало человеческого тепла. А именно туда он вернется, когда не станет Марло. К январю закончит все свои дела. Вряд ли пес протянет дольше.

Почти сто лет он провел в этом мире, одновременно правя Навью, и сейчас чувствовал, что устал. Навь требовала его постоянного внимания, дела в этом мире тоже не отпускали. Но мир этот ему нравился, нравилось быть среди людей, и уходить отсюда не хотелось. Он думал, что, оставив прежнюю жизнь в Санкт-Петербурге и открыв частную практику, сможет уменьшить количество работы и наконец отдохнуть. Однако пока что не особо получалось. И кажется, пришло время выбирать.

В Нави он был действительно нужен. Здесь – абсолютно точно заменим.

Кощей выключил свет в ванной и спустился на кухню. Принялся варить кофе. Запястья ныли все сильнее и сильнее, но Кощей старательно игнорировал их, стараясь максимально сосредоточиться на своем занятии. Если не обращать внимания, если забыться, боль уйдет.

В последний раз мать снилась ему, когда он держал у себя Василису. О, он был уверен, что Василиса проникнется открывающимися перспективами и пойдет за него добровольно. Он бы обеспечил ей чудесную жизнь. А она в благодарность за это скрасила его одиночество. Разумеется, в этот раз он был бы умнее, не позволил бы себе расслабиться, не подпустил бы близко. Да и она с таким чувством говорила про клятвы, что нужно держать, что что-то в нем помутилось… Но Василиса спутала ему все карты, а снящаяся мать окончательно лишила покоя. В какой-то момент он сдался и, готовый на все, лишь бы эти сны прекратились, придумал фокус с лягушачьей шкуркой. Он и правда был уверен, что Василиса вернется. И потом, не мог же он просто отпустить ее! Хотя теперь ему все чаще казалось, что мог. Пусть бы шла себе, строптивая девчонка. Вернулась бы к родителям, прожила пустую жизнь. Замуж бы ее, конечно, вряд ли кто взял после похищения, ну так ушла бы к Яге. Да какое ему вообще дело до того, как бы она распорядилась своей призрачной свободой? И чего ей не сиделось в царском дворце? У нее же наверняка все было. Что ей тут понадобилось? Баюн выдал ему совершенно неправдоподобную версию о том, что Лес сам вывел ее к Конторе. Что за чушь?! Зачем Лесу приводить ее сюда? С чего ему вообще водить ее за ручку?

Он почти забыл о ней. Время в этом мире бежало стремительно, почти в три раза